– Это не просьба, – спокойно произнесла мать, игнорируя свирепый взгляд сестры. – От таких предложений не отказываются, Белладонна. То, что Верховный почтил наш клан своим вниманием, уже огромная честь. Его желание видеть членов нашей семьи среди работников экспериментального отдела – многократно возвышает род Лафайет над другими благородными домами. Я понимаю твои чувства. Работать или даже находиться в одном помещении с этими… но мы не можем отказаться.
– Да, матушка, я всё понимаю, кроме одного: почему я?! – Донна всплеснула руками, со дня столетия впервые на его памяти так бурно реагируя на слова старших. – В нашем клане тридцать семь вампиров! Больше двадцати совершеннолетних особей!
– Наша ветвь в клане главная, посему именно наши дети должны принять участие в этом смехотворном мероприятии. Габриэль, Велорина, Иезавель и Аделаида сейчас заняты воспитанием своих детей. Каталина и Марсель ещё не достигли совершеннолетия. Остаётесь вы с Эмануэлем.
– Не думаю, что Верховный ставил такие строгие требования. Почему бы нам не отправить Эмануэля от нашей ветви и не выбрать кого-нибудь из побочной ему в пару?..
– Как ты смеешь пререкаться с матерью? – угрожающий голос отца прошипел, будто отовсюду: вырывался из-под толстых паркетных досок, обогнул по дуге сводчатые потолки и врезался с глухим звоном в витражные окна.
На мгновение в малой гостиной моргнул свет и на соседнем троне появился жгучий брюнет с зализанными по бокам волосами. Его вольготная поза и маска бесстрастия на лице сегодня были обманчивы как никогда. Даже тонкие и неглубокие борозды морщин, пересекающие покатый лоб и впалые щёки словно налились силой и стали ярче выделяться на бледной коже. Имея представление о его тяжёлом характере и фундаментальных ценностях, что впитывались с первого глотка крови всеми вампирами старого времени, Марсель прекрасно осознавал, насколько болезненно он воспринял новость о смешанном отделе. Для всей аристократии это было хуже смердящего перегаром плевка в лицо.
Отец нарочито медленно обвёл всех присутствующих в зале мрачным взглядом и лишь затем позволил матери взять себя за ладонь с таким видом, точно оказывал ей большую услугу. Его очерствевшее сердце давно перестало биться из-за её трогательной красоты и нежных поцелуев. Формально она сохраняла за собой звание бесценной жены, но фактически, уже как три столетия он открыто разделял постель с другими женщинами.