Чтобы возродиться нужно стать пеплом,
чтобы стать пеплом, нужно сгореть…
День его появления застыл во мне, словно вонзённый в тело нож. Помню, как всё внутри оборвалось, когда тяжелые двери слетели с петель. Мама из последних сил прижимала меня к груди, не позволяя увидеть, как один за другим падают на пол наши телохранители, окрашивая комнату в кровавое зарево.
Пронизывающие звуки выстрелов, запах дыма, мучительные стоны.… В этот день мой прекрасный мир рухнул. Разбился о камни бесконечной череды смертей и потери всего, что мне когда-то было дорого. Одно мгновение, один неверный шаг – и ты уже летишь с обрыва, лишаясь любой надежды на спасение.
– Не нужно, прошу вас… – простонала мама, захлёбываясь слезами. – Мы ни в чём не виноваты.
– Всё кончено, миссис Мейер, – раздался тяжелый металлический голос, заставляя всё внутри покрыться колючей изморозью. – Ваш муж мёртв, а союзники поджали хвосты. Так что бежать вам больше некуда.
– Не убивайте нас… Прошу…
Слыша приближающиеся шаги, я поняла, что мужчина опустился на корточки всего в полуметре от нас. Мне хотелось посмотреть на него, хотелось повернуться, но мама не позволила. Она так сильно прижимала меня к груди, что с каждой следующей секундой становилось всё сложнее и сложнее дышать.
– И не собирался. Но просто так у вас тоже не получится уйти.
– Чего вы хотите? Я отдам вам всё, что у нас осталось. Золото, камни, дома!
– Милочка, – усмехнулся мужчина, и его глубокий тембр приобрёл ехидные нотки, – из-за твоего мужа я лишился пяти миллиардов. Думаешь, твои безделушки смогут возместить мне подобный ущерб?
– Но это всё, что у меня есть.
– Неверно, – возразил Прайд, отчего мать забило нервной дрожью, – у тебя всё ещё есть кое-что крайне важное – обломки вашей империи. И я заберу их себе.
– Никто не поддержит тебя. Если приберёшь к своим рукам бизнес Мейеров, то тебе придётся постоянно воевать за него с Морганом!
– Не придётся, если он перейдёт ко мне на законных основаниях.
– Нет! – не успела я понять, что происходит, как моя мать так громко закричала, что её голос отозвался у меня в ушах пронзительным звоном. – Ей всего четырнадцать! Пожалуйста, не нужно!