Сухие, испещренные морщинками руки, тряслись, разглаживая странный шестиугольный лист не то бумаги, не то пергамента, не то еще чего-то из этой же серии. Клавдия Ефимовна в который раз перечитала послание, неизвестно как очутившееся на ее столе в маленькой кухне хрущевки пару дней назад. Писала весь этот бред про другой мир точно Инесса. Уж ее почерк хирург в отставке выучила досконально. Только ее соседка делала такой нажим на букву «а».
Но Инесса умерла больше месяца назад и просто физически не могла все это написать. Или могла? Тогда другой мир действительно существует и даст возможность…. Клава пристально посмотрела на свои трясущиеся пальцы. Как же она хотела вновь вернуться в профессию и лечить людей… или не людей. Как врач экстренной хирургии, полвека проработавший в области медицины катастроф, женщина очень скучала на пенсии, не зная, куда применить свои навыки. Она пыталась читать лекции в медицинском ВУЗе, но это было не то. Она была заточена под практическую медицину и так и не смогла изменить себя.
В двери заскрипел ключ, значит Зинка пришла. Зинаида – это моложавая женщина пятидесяти с хвостиком лет, которая была социальным работником и помогала бездетной Клавдии по дому. Ну и за продуктами тоже ходила она. За последние пять лет женщины крепко сдружились, не смотря на разницу в возрасте более чем в двадцать лет. Татьяна, племянница дипломированного специалиста по резке и зашиванию и единственный родной оставшийся человек, жила в другом городе и работала тоже врачом, практически ночуя на работе и повторяя судьбу своей тети.
– Ну, как? – Клавдия вышла в коридор и встретилась с потерянным взглядом Зинаиды.
Женщина была бледна, вьющиеся черные с проседью волосы всклокочены, некогда пухлые и румяные щеки посерели и обвисли, серые пронзительные глаза были наполнены слезами.
– Через три дня отключат от аппарата. Специалисты говорят, что все, никакие деньги не помогут восстановить дыхательную систему. Даже на вентиляции легких она не проживет дольше двух месяцев. Что делать, не представляю. – Зина поднесла руку ко рту и закусила побелевшие костяшки пальцев, сдерживая рвущиеся изнутри рыдания.