– Она уехала. С ним.
Стенгерберг докладывал лично, и то, что он докладывал лично, было к лучшему. Его присутствие напоминало о том, что такое контроль. Контроль, который при упоминании о ней постоянно летел ко всем драконам.
С ней будут проблемы.
Я понял это сразу, как только Лаура Хэдфенгер впервые переступила порог моего кабинета, а если быть точным – ворвалась в него подобно ледяной волне. Хотя если уж быть до конца с собой честным, ничего ледяного в ней не было. Скорее, она напоминала весенний ветер, переменчивый и непредсказуемый.
С ней будут проблемы.
Я понял это сразу, когда почувствовал, как на нее отозвалось пламя – хотя этого не должно было быть. Лаура Хэдфенгер не была иртханессой, и притяжение к ней было диким, иррациональным, и от этого еще более неправильным.
Когда она устроилась на стуле, демонстрируя ажурный край чулок – тогда мне показалось, что это было сделано нарочно, хотя спустя несколько дней я уже не был так в этом уверен; говоря по правде, с ней я никогда и ни в чем не был уверен, потому что все мои логические цепочки крошились об эту девушку, как хрупкие ледяные наросты – я понял, что изнутри поднимается волна звериного пламени. От желания выставить ее за дверь или просто разложить прямо на столе меня отделяли выдержка и годы тренировки контроля, который именно сейчас почему-то решил дать сбой.
– Что ж, Лаура Хэдфенгер. Почему вы хотите стать первой ферной Ферверна?
– Я не хочу.
Она смотрела в глаза прямо и открыто, и она не играла. Драконы легко чувствуют фальшь, но Лаура Хэдфенгер говорила правду. Она не хотела. В тот момент она действительно не хотела ей быть.
– Что делаем дальше?
Возвращаем.
Швыряем к моим ногам. Ее. И его. Их двоих.
Рука, покрытая чешуей, сжалась непроизвольно. Под защитой дракона – это был единственный шанс остановить горение – пламя по-прежнему жгло. Концентрация пламени в тот момент была такой сильной, что врачи разводили руками. Они не знали, что с этим делать. Я тоже не знал. Моя ладонь продолжала гореть, вобрав в себя такую мощь пламени, которая могла не оставить от моей же собственной резиденции ни камня. Ни крошки. Ото всех, кто там был.