В неплотно зашторенное окно бился дождь, струйками отчаяния скатываясь вниз. Ветер завывал в ветвях еще голых деревьев, и если бы не этот стон, в комнате была бы идеальная тишина. Едва слышимые щелчки секундной стрелки на настенных часах не в счет, эти ненавязчивые звуки, как и тихий рокот холодильника, никогда не раздражают. Когда мысли накрывают меня, все звуки перестают существовать, я их просто не слышу, вот как сейчас. Поджав ноги, укрытые клетчатым пледом, я прижалась к спинке дивана.
Сейчас все мои мысли были о мужчине. О, он достоин называться мечтой, и за него можно отдать жизнь. Вот только моя жизнь ему не нужна.
Подсластить горькое разочарование было возможно только мороженым, поэтому оно в избытке находилось в моем доме. Я могла забыть купить продукты, полениться сварить суп или от какого-нибудь расстройства потерять аппетит, но в морозильнике всегда имелась одна-две банки любимого пломбира. Чем печальней мои мысли, тем больше я нуждаюсь в этом лакомстве, а с приходом в фирму нового заместителя директора мороженое стало необходимо каждый вечер.
С первого дня Эл покорил буквально всех. Нет, не так, вернее, не совсем верно. Справедливости ради следует отметить, что он никого не покорял и даже не собирался. Его ленивый взгляд и вальяжная походка давали понять, что он привык, что покорять должны его. Биться за его сердце и даже за внимание, за мимолетный взгляд, а взгляд его стоил борьбы. Кареглазый прищур из-под темных густых ресниц мог свести с ума. И если его внешность я бы назвала чересчур смазливой, решившись покритиковать за слишком надменный вид и беспредельную самоуверенность, то во взгляде сквозили такой ум и понимание ситуации, что мне становилось не по себе каждый раз, когда я случайно или по необходимости попадала в поле зрения этого человека.
Не сказать, что тело била дрожь и по коже бегали мурашки, конечно нет, но что-то с моим бедным организмом все же происходило, и мне это отнюдь не нравилось. Я долго сопротивлялась, отказываясь признать правду, тогда как разум рвался назвать вещи своими именами, но однажды, холодным тоскливым вечером, поедая пломбир, была вынуждена признать, что некое непонятное томление, вызванное пристальным взглядом безупречного красавца, называется желанием.
