Все когда-нибудь умрут и с этим ничего не поделать. Но кто-то умирает в конце пути, кто-то в середине, чья-то жизнь может прерваться в начале. Я умерла, когда родилась.
Прошло десять лет с момента заключения. Как ни странно, но тогда мне не казалось это страшным. Здесь меня никто не крыл матом, не бил, кормили три раза в день. А ещё я надеялась, что органы разберутся во всём и меня отпустят. Пусть не сразу, но отпустят. Если бы я знала, как ошибалась тогда…
– Ярцева, на выход!
Ну, вот и всё. Наконец-то это закончилось. Неужели я скоро смогу дышать свежим воздухом, когда захочу, а не когда мне позволят. Больше никакого расписания.
На выходе получаю свои вещи, которые были конфискованы десять лет назад. Они всё ещё в пору мне. Хотя чему я удивляюсь, хоть нас и кормили регулярно, еда, как заметили мои сокамерницы, весьма пресная. На такой не поправишь бока. А вот для меня она казалась самой вкусной после детдома.
Меня сопровождают до ворот. Вместе со мной ведут мужчину. Одет дорого. На выходе он подмигивает мне. Выходим через старые обшарпанные, как моя жизнь, ворота. Мда, философия так и прёт из меня. Всё благодаря книгам, которые были списаны из библиотеки. Нас в тюрьме возили на ремонт. Библиотека государственная, денег не выделяют, а мы – бесплатная рабочая сила. Там я и познакомилась со многими литературными шедеврами. Они очень спасали меня всё это время. И сейчас, когда я стою за воротами тюрьмы, мне почему-то кажется, что это было не самое худшее время. От осознания своих мыслей к горлу поступает ком, горькие слёзы так и норовят выступить. Я делаю глубокий вдох, воздух морозный и такой свежий, аж вкусный. И кажется, что в ближайшее время мне именно им и предстоит питаться. Потому что денег нет совсем.
Рядом с воротами колонии останавливается тонированная иномарка черного цвета. Из неё выходит высокий мужчина и направляется к недавнему заключённому, с которым мы вышли из ворот. Звучит радостный смех, и затем следуют крепкие мужские объятия. Вот так. Кого-то ждут и радуются встрече, а я как всегда всё сама. Впрочем, не время раскисать.
