И что удивительно – никакими своими исходными качествами сотрудник Главного Патентного Ведомства страны, того самого, что на «Бережковской Набережной», Сан Саныч Ходиков, на массовика-убийцу ну никак, казалось бы, не тянул. Масштабиком, что говорится, не вышел. Что внешне, что изнутри – нет, никак он зловещей такой роли не соответствовал. Нигде и никогда. Ему для учинения целевого, сознательного кровопролития воображения с детства не хватало. И столь нужной для любого мокрого дела ярости тела и ума – тоже в нем не наличествовало. Ни на грамм, ни на йоту, ни на моль, или в каких там еще единицах готовность человечьего организма к крайней убойной мере измеряется.
Оно и впрямь – какая уж тут живодерская ярость, если у Сан Саныча Ходикова и служба благополучная, и быт, да и внутрисемейные отношения – ни в коей мере не подвели. Не придерешься. Куда ни глянь – невредная, ладная-складная жизнь у него до сих пор была – хоть бери и патентуй её такую. И неплохие деньги на этом патенте зарабатывай.
И всё благодаря чудесной его супруге, Лидии Владимировне, то смешливой и озорной, то вдумчиво недоступной возлюбленной с самых что ни на есть студенческих лет, и преданной ему с тех самых лет подруге. Студенческому отряду на целине за такую любовь и такую спутницу в жизни Сан Санычу еще «спасибо» сказать следовало бы. Тогда еще, в давно как для большинства граждан нашей страны отдаленном семьдесят шестом, – ну да разве ж о таком чуде как добрая жена заранее знать возможно?
За душевность, хозяйственную теплоту и общую «лапочкость» Лидию Владимировну ведь неспроста все в семье не иначе, как Дусей зовут. Дуся она и есть Дуся. В льняном крахмальном передничке поверх мягкого и на вид, и на ощупь тела, и с руками, затвердевшими от бытовой ежедневной любви и забот.
И чтобы как раз из-за нее, ручной своей, по всем статьям образцовой и верной половины, непривередливой и ласковой домохозяюшки Дуси, – Сан Саныч Ходиков вдруг взял, да с секатором на другого, ни в чем пока еще даже и не проштрафившегося человека пошел?!… Чужую, в самом соку и расцвете творческих и прочих сил жизнь насмерть перекусил!?… Скажи ему кто заранее, что такой он на душу себе грех возьмет – небось, ни за что бы не поверил. Еще и над вопиющей нелепостью одной такой мысли рассмеялся бы. До слёз, до икотки, до колотья в боку бы заливался.
