1. 1
Ритка как всегда опаздывает.
— Долбанные пробки, — падает рядом с Леной на диванчик и скорее тянет из трубочки коктейль, который мы ей уже заранее купили. — Я летела как могла, таксисту весь мозг склевала.
— Бедный, — хихикает Лена, — ему теперь нужна психотерапия.
Мы поднимаем стаканы с мохито и осторожно чокаемся, а потом тянем по глоточку.
— Ирина, правда, что вы с Шаповаловым разводитесь? — Рита вскидывает брови. Думаю, именно ради этого вопроса она так и торопилась на встречу.
— Уже. Сегодня утром развелись, — снова обхватываю губами трубочку, крепко сжав холодное стекло пальцами, чтобы Рита не заметила, как они подрагивают.
— Обалдеть, — качает она головой. — Что случилось? Он тебе изменил?
— Нет, что ты, — едва не закашливаюсь. — Мы просто приняли решение расстаться. Так нам обоим будет лучше.
Рита несколько раз в немом удивлении хлопает ресницами. Знаю, что она шокирована. Девчонки все в шоке.
— Ну и дура ты, Ирка, — выдаёт со смешком.
— Это ещё почему? — смотрю на неё непонимающе.
— Потому что он — владелец сети ресторанов, Ира, крутой бизнесмен, молодой, сексуальный и теперь свободный. А ты — тридцатидвухлетняя разведёнка с прицепом. Такими мужиками не разбрасываются, Ира.
Мне хочется ответить ей, но все слова куда-то деваются. Внезапно в груди образовывается дыра. Странное холодящее ощущение, когда я вспоминаю сегодняшнее утро.
…
— Поставьте подпись здесь, — женщина с высокой причёской и жемчужными бусами на дряблой шее подсовывает мне журнал, прошитый у корешка нитками. — И здесь. И вы тоже.
Потом она ставит галочку и показывает, где расписаться моему мужу. Точнее, уже бывшему мужу. Почти, без пяти минут бывшему.
Ставлю свою подпись, задержав дыхание. Как когда-то задерживала и дрожащими пальцами выводила во время регистрации брака. Гордей тоже расписывается. Молча. На меня не смотрит.
— С этого момента вы официально разведены, — сообщает работница ЗАГСа.
Одно из моих самых болезненных воспоминаний детства — день развода родителей. Когда отец пришёл и забрал чемодан, а мать ушла к подружке заливать горе вином. Мне было двенадцать, а моему брату Ромке шесть. Он плакал и не понимал, что происходит, а мне было страшно находится в два часа ночи с ним вдвоём в квартире, пока наши родители проживали этот сложный день кто как мог.