Пролог: Уральский закат
Солнце опускалось за сопки, расплескиваясь по небосклону золотистыми отблесками, словно гигантская монетка, скользившая в щели между мирами. Ирина, вжавшись в старое пальто, прохудившееся по швам, простояла на перроне до самого заката. Взгляд её был устремлён туда, где растворился в рыжеватой дымке поезд, унесший подругу в Москву. Сквозняк ласково играл с кончиками волос, а под ногами мерцали рельсы, напоминающие два огромных ножа, рассекающих горизонт на две половины: здесь – серые заборы и битумные дороги, там – зыбкое обещание лучшего будущего.
Ветер, холодный и влажный, пахнул сосновой смолой, напоминая о родных местах. Вдали виднелась полоса леса, чёрный контур которого плавно переходил в свинцово-серое небо. Воздух, напоенный терпкостью осеннего вечера, обволакивал тело, проникая внутрь, словно старый знакомый, что пришёл напомнить о былом. Этот запах, тёплый и немного горький, всегда будоражил воспоминания: о маминой хриплой речи, её пьяных монологах, сыпавшихся, как град, о том, как отец ушёл на строительство какого-то большого объекта и так и не вернулся.
Ирина крепко сжала ручки потёртого чемодана, найденного на пыльном чердаке. Внутри, под ворохом выглаженной, но всё равно мятой одежды, спрятано сокровище – билет до Екатеринбурга. Пусть это не столица, но там, возможно, её ждёт другой мир, свободный от цикличной рутинности провинциальной жизни: школа-дом-работа-смерть. Там не будет этого тягучего времени, текущего, как густая патока, облепляющая душу липкой тоской.
Перрон постепенно пустел, и лишь редкие фонари освещали дорогу, мягко касаясь земли бледным желтоватым светом. Телефон, с трещинами на экране, настойчиво сигналил: 19:48. Ещё час, и поезд увезёт её прочь отсюда. Карман куртки скрипел от нескольких купюр – жалкие пять тысяч рублей, накопленные за годы упорного труда. «Может хватить на месяц, – думала она, – или на пару часов в каком-нибудь дорогом ресторане, где обедают люди с настоящим будущим».
Внезапно за спиной раздался глухой удар двери. Ирина обернулась: из местного кабака «Уральские самоцветы» вышла мама, пошатываясь и спотыкаясь о собственную тень. Глаза обеих женщин пересеклись на долю секунды. Мать, как всегда, первой сделала ход: подняла руку, демонстрируя средний палец, и рассмеялась жутким, почти беззубым смехом. Эта сцена мгновенно вызвала бурю эмоций: отчаяние, гнев, желание доказать всему миру, что она способна на большее.
