Герман замерзал, и жить ему оставалось совсем недолго.
Это он понял по онемевшим, уже не чувствующим боли, рукам и ногам, по голове, которая была невероятно сонной и куда теперь практически не приходили мысли (Боже, какое чудо!). А также по тому, как сильно ему вдруг захотелось сладкого. Вот бы сейчас конфетку! Любую, даже самую засохшую карамельку… И чай бы к ней! Сладкий и горячий!
"Господи, – подумал Герман, – если ты существуешь, пошли мне, пожалуйста, чая и карамельку!".
Герман подождал минуту, но чуда не произошло. Тогда он повторил снова:
"Господи, прошу тебя! Не надо мне ни денег, ни славы. Ни квартиры своей же собственной, ни справедливости… Карамельку и чай. Ну, разве же я многого прошу?".
Видимо, Герман просил не много. Поскольку через несколько секунд голова его приподнялась сама собой, без его – Германова – участия, и в рот ему полился горячий чай – медленно, тонкой струйкой, чтобы он не обжегся. Внешность Господа полностью соответствовала представлениям Германа: за шестьдесят, седой, с длинной бородой – белой, то ли от седины, то ли от снега.
– А карамельку? – спросил Герман, удивляясь своей наглости.
Бородатый усмехнулся. Но все же достал из кармана овечьего тулупа замусоленную подушечку "Дунькина радость" и положил в рот Германа.
"Спасибо, Господи!", – мысленно произнес Герман и закрыл глаза. И с чистой совестью приготовился умирать.
Умирать было приятно… Не было ни темного туннеля, ни света в конце него. А была дорога: зимняя, заснеженная. И было ощущение полета. Словно он летел в рай на саночках. Вслед ему своими заснеженными мохнатыми лапами махали ели, а у входа в рай приветственно лаяла собака.
***
Проснулся он от запаха. Вкусного запаха жареного мяса.
"Интересно… – подумал он. – В раю едят мясо?".
Герман открыл глаза. Оказалось, что лежит он на кровати, плотно придвинутой к побеленному боку печки, укрытый тремя тяжелыми ватными одеялами. И пахнет от него не то спиртом, не то смесью полыни и еще каких- то трав.
– Очнулся? – услышал он где-то сверху.
Герман поднял голову.
– Господи?
– Слушай, я тебя, конечно, спас. Но зови-ка меня лучше дядя Яша, – сказал стоящий над ним бородач. – Ты есть хочешь?
