Ничто не предвещало дурного.
Гвендолин перебирала свой скромный гардероб, размышляя о том, что он безнадежно отстал от моды. Иногда в пансион попадали журналы, так что сей прискорбный факт был достаточно очевиден. Но для того, чтобы встретиться с подругами, которым, как и Гвен, вот-вот предстояло покинуть пансион, годился любой из нарядов. К счастью девушек, в последнее время из-за приближающегося выпуска требования к старшим ученицам упростились, и, вместо того чтобы, зевая, сидеть на занятиях, те могли спокойно собраться в предназначенной для проведения досуга общей гостиной, поболтать и помечтать о грядущем, которое пока рисовалось далеко не в темных тонах.
Гвендолин уже стояла в дверях, когда ей доставили письмо.
«От дядюшки!» – обрадовалась она и тут же распечатала конверт, надеясь обнаружить внутри хрусткую купюру. Купюра действительно наличествовала, однако вместе с деньгами в конверте лежало письмо, прочитав которое потрясенная Гвен вскрикнула. Уж чего-чего, а такого она от опекуна не ожидала – во всяком случае, столь скоро.
«Гвендолин! – гласило послание, написанное мелким экономным почерком. И никаких тебе «милая Гвен» или «дорогая племянница». – Ты уже совершеннолетняя и получила достойное образование, на которое я, надо заметить, не поскупился. В последнем письме ты заявила, что собираешься возместить мои убытки, связанные с твоим обучением, и поступить на службу гувернанткой или учительницей. Не могу позволить позорить меня. Я считаю, что каждая девица, пока в ее голове не завелись ненужные мысли или, упаси высшие силы, пустые мечтания, должна выйти замуж. Что ты и сделаешь в ближайшее время. Жениха я уже подыскал. Он довольно богат и знатен, если тебя интересует его положение. К тому же твой будущий супруг настолько благороден, что даже отказался от приданого, которое я собирался тебе выделить».
Девушка всхлипнула. Рука с зажатым письмом безвольно свесилась с подлокотника кресла, на которое Гвендолин, пораженная внезапным известием, рухнула. После этого известия все ее любовно выпестованные мечты превращались в ничто – как клочки бумаги, которые сгорают в пламени, становясь пеплом.
