В год, когда пэлиштим[1] стали хозяевами соленого моря, а вместе с ним захватили битум, так что им не надо было беспокоиться о благосостоянии, ведь битум скупали египтяне, чтобы бальзамировать тела своих мертвых, и северные моряки просмаливали им корабли. В год, когда прозрачная луна над Аиалонской долиной неподвижно висела в воздухе до девятого часа утра, и в Негеве солнце жарило лица рабов так, что на кончиках ушей запекалась кровь, в маленькой деревне на западном склоне горы Мерон случилось событие. Шесть семей, что в ней жили: пастухи, дети, готовящиеся стать пастухами и старики, бывшие ими когда-то, уже не помнили, когда в последний раз испытывали такой подъем душевных сил, когда незадолго до Песаха[2], в третий день месяца авив[3], в ворота селения постучался путник.
Он был замотан в черное, кое-где покрытое солеными разводами пота покрывало, обувь на ногах совсем истерлась, в черных волосах просвечивали седые прогалины, словно он спал, положив голову в потухший костер. При себе у него не было ничего, кроме дырявого мешка и дорожной палки. Этой палкой он яростно колотил в ворота, ударами прерывая густой шум дождя.
Ему пришлось подождать, когда, наконец ворота отворились и, несмотря на жалкий вид, старейшины признали в нем Эхуда, сына Хаима, пропавшего пять лет назад.
– Вернулся Эхуд! Идите сюда, смотрите! – возвещали старики, шлепая черными сапогами по холодной грязи.
Мерон всполошился. Женщины немедленно послали детей на выпас, сообщить мужьям, чтобы те срочно возвращались домой. Они обступили его полукругом и изумленно рассматривали, медленно раскачиваясь. Они смотрели так, словно он вернулся из преисподней. Ахса и Хаим, родители Эхуда, прибежали на крики и долго целовали сына, утыкаясь лицами в его грязный плащ. «Наш сын! Ты вернулся», – восклицали они, теплые слезы на их щеках смешивались с ледяным дождем, радость обдавала жаром их старые тела.
После первых приветствий Эхуда повели в дом. Было решено приготовить лучшего козленка. По такому случаю дядя Эхуда вместе с сыном отправились к загонам. Эхуд переменил нижнее платье, надел чистые шерстяные штаны и красную рубаху. Тихий запах рожковых плодов и миндаля, исходивший от одежды, ложился на плечи медовой усталостью, дарил покой. В доме потрескивал огонь, лампы зажглись в каждом углу. Сестры раскатывали тесто для хлеба, со двора тянуло ароматом мяса, кипящего в котле. Дом казался ему самым лучшим местом на земле.
