…Любви прекрасной, трепетной и страстной
хочешь – понапрасну сердце сжечь не бойся!
(Омар Хайям)
В пещере было темно, лишь сквозь расселину проникал свет. А отражение в священном зеркале истины казалось ярким, как в ясный день.
– Посмотри сюда.
– Что я там не видел?!
Мужчина в темной одежде резко отвернулся от широкой ритуальной чаши, наполненной кристально чистой водой, холодной как сама смерть.
Несколько стремительных шагов к расселине.
– Стой. – Большой белый наг скользнул за ним следом и замер за спиной. – Нет смысла отрицать очевидное.
– Что ты пытаешься мне внушить, жрец? – мужчина застыл, сдерживая порыв уйти.
– Вернись, – голос белого нага был спокоен.
Мужчина выругался. Хорошо быть тем, для кого ничего не значат знаки судьбы! Потому что сам давно уже судьбе неподвластен и неспособен ничего испытывать. Сидит в этой своей пещере, как…
Кулаки сжались до хруста. Снова взметнулись края темной одежды, через секунду он уже стоял у древней чаши. Однако, как бы он ни был скор, наг оказался у зеркала воды первым.
– Смотри, что ты видишь?
Зеркало истины показывало неприятную для глаза мужчины картину мертвого мира. Прямые линии, металлический блеск, отсвечивающее глянцевым светом прозрачное стекло, полуживые деревья. Металлические звери, скользящие по серым лентам дорог, странные мелькающие огни.
А поверх всего женщина. Она двигалась в толпе. Вокруг множество других фигур, все они казались смазанными пятнами. Отчетливо он видел только ее. И почему-то это видение вызывало в нем презренное чувство иррационального глубинного страха, какой-то трепет. И протест. Настолько сильный, что мужчине снова пришлось сдержать невольное желание поскорее отсюда убраться. Однако наг стоял рядом, и он заставил себя вглядеться.
Темные волосы, лица женщины за ними не было видно. Невыразительная одежда, штаны, обтягивающие по-мальчишески худые ноги, ботинки, что-то вроде котомки за плечами. Непонятно даже, старая она или молодая. О том, что перед ним женщина, можно было только догадаться.
– Это она, – кивнул наг, не оставляя ему шанса.
Казалось, протест его просто задушит. Он правил в этом мире столько лет, а теперь вот ЭТО жалкое подобие женщины будет решать?