Сумерки плавно опустились на крохотную деревушку, заволакивая узкие улочки мутной белёсой дымкой. Плавными каскадами густая пелена накатила на домики, сокрыв их в своих ватных объятиях. Слепым тусклым пятном раздутая луна боролась за каждый клочок завоёванного кучевым туманом неба. Она то являла свой светлый лик, то снова пряталась в ватном клубящемся мареве. В хате тускло светила лучина, отбрасывая на стены причудливые тени.
Объёмная сумка притулилась в ожидании у входной двери, а хозяин спешно собирал снасти для ночной рыбалки. Молодой румяный синеглазый паренёк, задорно зачесав кверху вихрастый чуб, ласково успокаивал маленькую старушку.
– Ну, бабуль, перестань, что со мной может случиться? Ничего ты не понимаешь в рыбалке, в такую погоду самый клёв! Вона дед Егор тоже идёт. А по утру к Саньку махну, да с гостинцами. Ммм, какая уха из свежатинки! Всё хорошо будет!
– Соколик мой, Илюшенька! Нешто не чуешь? Беда дребезжит в воздухе. Лапы свои к хате протягивает, завывает протяжно, аж жилы все перекручивает.
– Да какая беда-то, бабулечка? Сказки всё ваши, старушечьи. Ну какие тут могут бабайки жить? Все дорожки, закоулки сызмальства перехожены. Везде уж мой нос побывал любопытный. Да все звери лесные, речные меня знают, поди, как облупленного.
– Ведают да не ведают, а сердечко моё в крик изводится. Погляди ты в окошко на лик луны, нехорошая грядёт ночь. Нечисть всякая из берлог повылазит. Пожалей меня старую, внучек родненький. Один ты у меня и остался! – заголосила старуха, цепляясь за парня скрученными артритом пальцами.