За окном разыгралась непогода. Ветер ломал ветви деревьев в парке, срывал листья. Холодный дождь заливал оконные стекла, ревел в водосточных трубах. В темноте летней ночи гремел гром, сверкали молнии.
В кабинете догорал камин, бросая скудный свет на глубокие кресла, низкий журнальный столик с двумя бокалами и полупустой бутылкой вина. А еще освещал стену, на которой по прихоти хозяина было развешено раритетное оружие: два вычурных пистолета-близнеца, антикварное ружье, несколько замысловатых кинжалов и шпаг, сабля и морской кортик, по слухам, принадлежащий самому известному пирату Черной Бороде. Еще одну стену занимали книжные шкафы с дорогими книгами, еще допаровой эпохи. На другой, в тяжелых золоченых рамах, висели картины итамийских мастеров. Господин Ларкинс был известен своей тягой к редкостям.
Центральное место в комнате занимал солидный письменный стол с множеством ящичков. Модная лампа на элементарном кристалле освещала стопки документов, бухгалтерские книги, долговые расписки. Обычно аккуратно сложенные, сегодня они были разбросаны в беспорядке, несколько бумаг валялось на полу. Неслыханное дело для чистоплотного и педантичного человека.
Старик с лысеющей седой головой сидел за столом и, злясь на весь мир, писал очередной черновик письма. За его спиной неслышно открылась дверь, впуская в комнату девушку в вечернем платье.
– А, это ты! – господин Ларкинс сухо прокашлялся. – Наконец-то явилась! Подожди, милочка, я и с тобой разберусь…
Гостья, как под воздействием дурмана, ни слова не говоря, подошла к оружейной стене, сняла один из револьверов (все в доме знали, что старый параноик держал их заряженными), навела пистолет на ничего не подозревающего мужчину и нажала на курок.
* * *
Когда звук выстрела утонул в раскатах грома, как наваждение ушли и злость, и ярость, и обида. Бешеные чувства схлынули, как прилив. Пришло очень острое осознание непоправимости содеянного. Нельзя ведь отмотать время вспять, хотя бы на несколько секунд…
Я не просто УБИЙЦА. Я еще и убила НЕ ТОГО человека!
