1. Пролог
Кристин
Я сидела на кухне своей маленькой квартирки и не могла осознать простой факт. Он сбежал. Сбежал именно сейчас, оставив меня один на один с тем, что произошло. Прикурила от плиты его горькую сигарету. Затянулась. Закашлялась. Вытерла выступившие слезы. Затянулась еще раз. Голову изрядно повело. Пинком ноги отбросила трехногую табуретку. Вскочила, теребя кончик перекинутой через плечо косы. Подошла к окну, все еще надеясь, что это глупая шутка. Что его «Зид» сейчас затормозит у крыльца, и Клим взбежит по ступеням, на ходу стаскивая шлем. Вот непослушная челка падает на глаза, и он отбрасывает ее рукой. Улыбаясь. Смеясь… Незнакомую машину во дворе я заметила не сразу. Темную, с огромными колёсами и мордой, напоминающей оскал. На крыше виднелись крепления под багажные боксы. Сзади наверняка торчал крюк лебедки. Инспектор из егерей? Внутри похолодело. В этот момент за моей спиной раздалось тихое покашливание, и мужской голос произнес:
— Кристин, я полагаю?
Я обернулась, слегка кивнув.
— С кем имею честь беседовать?
— Инспектор Лерой Фальк, — представился мужчина, — простите за вторжение. Я стучал. Вы не отвечали. А дверь была открыта.
Довольно высокий, но ниже Клима, зато значительно шире его в плечах. Короткие темные волосы немного вились. В карих глазах то и дело вспыхивали искры, когда он осматривал сначала кухню, где взгляд его чуть задержался на упавшем табурете, потом меня.
— Чем могу быть полезна? — нарушила я затянувшуюся тишину.
— Вы готовы сейчас отвечать на мои вопросы? — его голос звучал ровно, но столько в нем было… сочувствия, что я поспешила отвернуться.
Неопределенно повела плечом, снова уставившись в окно:
— У меня есть выбор?
— Выбор есть всегда, — послышалось за моей спиной. А потом, практически без перехода, инспектор произнес: — Что он был за человек?
— Почему был? — прошептала я, не оборачиваясь. — Он есть.
— Он объявлен в розыск, — уточнил Лерой, — и есть все основания считать, что он не выходил с территории Заповедника, а значит, практически не имел шансов выжить... в одиночку.
— Он жив, — повторила я, — пока есть его письма, он жив.
