1. 1
Под покровом теплой июньской ночи два обнаженных тела предавались древнему, как сама жизнь, танцу. Мужская спина, частично покрытая татуировками, уходящими на грудь и руки, бугрилась от мышц и заслоняла собой стройную, но фигуристую девушку.
Ее ноги были широко разведены, а упругая большая грудь аппетитно подпрыгивала в такт толчкам.
Они оба громко постанывали, дыхание сбивалось, но внезапно пришедший оргазм не принес облегчения ни ему, ни ей.
- Черт, - неразборчиво выдохнул мужчина, - Я по-прежнему хочу тебя так, что аж зубы сводит.
- Только не останавливайся, - заплетающимся языком взмолилась девушка, - Я умру от желания, если ты прекратишь сейчас.
- Я тоже близок к этому. Иди сюда, красотка, - парень откатился на спину и одним движением усадил на себя ее стройное и грациозное тело.
Сильные накаченные руки, покрытые татуировками, помогли ей удобно усесться на нем, приподняли ее разведенные бедра и с тихим шипением опустили на свой член. Красивая темноволосая девушка извивалась на нем, опускаясь и приподнимаясь. Все быстрее и быстрее, пока ноги не начало сводить от напряжения.
- Деткааа, - он взял ладонями ее грудь, играясь с сосками, - Мне этого мало. Хочу вколачиваться в тебя без остановки всю ночь.
- Хочу, чтобы ты не смел останавливаться всю ночь, - шептала она, обвивая руками его шею.
Это безумие длилось еще долго. На небосклоне успевали зажечься и погаснуть звезды, а двое людей никак не могли насытиться друг другом.
* * *
Я проснулась, словно от резкого щелчка и вздрогнула. Сонным взглядом обвела комнату и поняла, что нахожусь в чужом и незнакомом мне месте.
Богатая обстановка, дорогая светлая мебель и крутая техника. Это явно не моя съемная комнатка в квартире на Выхино. Мне на один только телевизор, почти во всю стену, придется работать от восхода и до заката несколько десятков лет.
Голова странно гудела, а в висках меленькими молоточками и зубилом мозг выбивал просьбу о помощи. Или хотя бы об обезболивающих таблетках. Как странно, я совсем не помнила, как здесь оказалась. Это ли не первые признаки старческого маразма? Хотя мне в мои двадцать три года еще рано о нем думать. Значит, причина в другом.