В глазах Кати прыгали солнечные зайчики, она зажмуривалась, отмахивалась, а они прыгали и прыгали. Прыгали по её лицу, по шинели, по стволам деревьев. Володя смеялся и вертел зеркальцем. Катя тоже смеялась, она только делала вид, что боролась с этими зайчиками. На самом деле, эта забавная суета жутко веселила её. Зайчики веселили, они прыгали быстро, а Володя целовал, целовал долго, казалось все её веснушки исцеловал, уже не хватало дыхания, а он всё целовал. И вокруг не существовало ничего больше, только она и Володя, его смеющиеся глаза, его горячие губы и эти зайчики, которые он пускал, да ещё небо, с дивными, совершенно сказочной формы, облаками, солнце, что пыталось пробиться сквозь их бегущую низкую пелену. Казалось, какой-то неведомой человеку силой оно останавливало их быстрый бег, раздвигая своими лучами промежутки между серыми горками непролившегося дождя. И щемящая сердце тишина. Только шуршали на ветру ветви деревьев и где-то очень далеко, как будто не на этом свете совершенно, что-то погромыхивало, рокотало, раскатисто побахивало. Но это было далеко, не здесь и почти не слышно. Здесь, вокруг – только тишина, которую хотелось обнять, ухватить кусочек, оторвать ещё один. Её ведь так не доставало всегда. Зато сегодня можно было насытиться ей сполна. Сегодня ведь всё было по-другому. Сегодня Катя поцеловалась в первый раз. Ничего подобного в её восемнадцатилетней жизни ещё не было. Даже провести пальцами по щеке Славки, который из школы её провожал, даже это боялась сделать, а как хотелось! И вот, случилось! И это оказалось так здорово, так непередаваемо прекрасно, так удивительно сказочно! И сладко! Губы Володи будто источали сахар, нет, не сахар, нежный тягучий мёд и не было сил оторваться от них, никаких сил не было!
– Уф, – Катя перевела дух, снова прильнула к тёплым володиным губам, и поцелуй опять тянулся долго, почти бесконечно, ведь он не должен был закончиться! Никогда! Ни вечером, ни завтра, когда они снова смогут уединиться на маленькой полянке, затерянной в глубине тисовой рощи, завтра поцелуй опять будет тянуться бесконечно. Он и будет таким, бесконечным, потому что они всегда будут целоваться.
