– Ну ты и тварь! – возмущенный голос сестры острой болью отозвался в моей голове.
– Зачем же так орать? – сипло прохрипела я, поморщившись от гула в моих мозгах.
Во рту пересохло, в голове похмельный туман – не мудрено, гудели полночи. А затем я осуществила свой коварный план, и вот теперь пожинаю плоды. Рита стояла надо мной в своей нелепой пижаме с жуткими идиотскими зайчиками. Блин, бабе уже двадцать четыре года, а она никак не вылезет из своих розово-голубых зайчат!
Стоит надо мной, будто коршун, грудь от переполняющего ее гнева ходуном годит, глаза огнем горят. Что, сестренка, не ожидала? Вот он, лежит со мной, твой любимый супружник Олеженька, в чем мама родила, сопит себе в две дырки, не обращая внимания на твой вопль. Ну подумаешь, что он накачан под завязку какой-то бурдой, которую мне Светка дала, но я, конечно, промолчу об этом. Главное, что он в моей постели, и что тебя, сестричка, это бесит!
– Сука! – продолжила вопить Ритка.
Неожиданно схватив за волосы, она стащила меня с кровати на пол и начала рвать мою рыжую взлохмаченную шевелюру. Кое-как вырвавшись из ее рук, в которых остался клок огненно-рыжих волос, вскочила на ноги и, подбоченившись, предстала перед этой фурией в первозданном виде.
– Ну вот, сестренка, такая любовь у твоего Олежки, – нагло усмехнулась я.
Язык мой еще заплетается, на ногах стою шатаясь. Никак не хочет отпускать меня алкоголь. Сколько же мы вчера выпили? А самое главное, что именно?
– Что здесь происходит? – грозный голос отца, словно тревожный набат отозвался в моей голове, заставив поежится от боли.
Ну, конечно, куда ж без папеньки? Отец вошел в комнату, и грозно принялся надвигаться на меня. Встав в миллиметре, словно скала, возвысился надо мной и, раздраженно сведя брови к переносице, прогремел еще раз:
– Я спросил, что тут происходит?
– Ничего, – пьяно хихикнула я, пожав плечами.
Отец перевел взгляд на мою кровать и заиграл желваками.
– Что-то не нравится, папуль? – нагло, с ядовитой ехидцей поинтересовалась я.
Вместо ответа он отвесил мне смачную, громкую пощечину, заставив враз протрезветь и удивленно уставиться на него. Меня только что ударил отец! Ни разу, за все мои двадцать лет он не позволял себе такого, несмотря на все мои закидоны. Но теперь, видимо, я перешла грань.