Смерть похожа на сладкий глубокий сон, и всегда неприятно, когда кто-то извне тревожит разум и вынуждает открыть глаза. Я не помнила ничего, не осознавала себя и не испытывала мучений. Боль догнала меня намного позже. Оказывается, о настоящей боли я ничего не знала прежде. И ее вскрывали чужие слова, как будто без того было мало:
– Не получается. Это был хороший удар.
Казалось, даже движение ресниц вызывает невыносимое жжение внутри живота. Разум вернулся лишь отчасти, но этого хватило, чтобы припомнить детали: говорящего зовут Арай Сэрс, это он убил императора, а затем расправился с гвардейцами. Разозлился, что я нарушила его планы, и спасти меня не успел – его противники тоже были сильны и быстры, он попросту не смог одновременно остановить каждого. Я не сильна в лекарском искусстве, но и так понятно: лезвие меча, сотканного из светлой магии, прошило все мои внутренние органы, ничего целого не осталось – и не будь я чистокровным демоном, умерла бы в ту же секунду. Моя темная кровь подарила мне еще целую минуту, которую тянут и тянут чужим вмешательством. У кейсара четвертого круга невероятные способности к исцелению, но не любое ранение можно залечить. Я с этим уже смирилась, закончила свои дела, оставила незавершенную месть кому-то другому, кто следующим явится из Мрака. Мне больше не нужно страдать.
Постепенно дошло, что я прихожу в себя далеко не в первый раз. Открывала глаза, думала о том же, затем снова проваливалась в смертельное забытье. Но Арай не оставлял попыток. Я смирилась – он нет. И, вполне возможно, эту фразу я уже ему говорила:
– Знаю, что не можешь отпустить начертанную. Но хватит…
Вместо звуков из моего рта раздались лишь булькающие звуки. Лицо перед моими глазами оставалось бесстрастным, хотя Арай точно понял сказанное, поскольку начал объяснять, как будто мы вели осмысленный диалог:
– Ты приходишь в себя и снова уходишь. Улучшений нет, пока удается просто удержать каплю жизни.
Смотреть было больно, двигаться – невозможно. Но я понимала, что сейчас мы оба находимся не в королевской башне, а в какой-то пещере. И я больше не обнажена – тело завернуто в ткань. Белая ряса – я догадалась сама. Ведь на Арае только испачканная кровью шелковая рубашка и штаны. Появись у меня силы смеяться – расхохоталась бы в голос, ведь он впервые добровольно разделся передо мной до такой степени. Жаль, что поздно.
