ВЫСОКИЙ СЕЗОН
Пролог
Всего трижды успел пробить гонг, когда верховный шаман был вынужден всплыть из глубин священного озера. А ведь было время, когда он и до двадцати ударов мог продержаться, а если на смену ему приходил я-другой, то счёта не хватало, сколько времени он мог провести в обществе Создателя. Тогда он ещё отвечал своим чадам. Редко, правда. Он, шаман, был последним, с кем говорил Создатель и последний, кто его таким помнит. Грустно. И можно было бы подсчитать, сколько раз с тех пор наполнялась Сакральная долина благословенными водами, льющимися с небес, но от этого становилось ещё грустнее. Верховный шаман подолгу грустить не рисковал, в конце концов, его жизнь, единственное, что связывает нижний мир со Священным Воинством, с которым отправился я-другой. Их жизнь. Общая. Одна на двоих. И он единственный из здесьживущих, который точно знает, что что-то там пошло сильно не так и в то же время всё каким-то образом получилось.
Озёрные воды были так холодны, что стыли даже кости, и не спасало священное облачение из драгоценного меха ловкого зверя, что живёт там, где высоко и холодно. Наоборот, от воды оно отяжелело и тянуло вниз, и окостеневшие суставы не желали гнуться, и берега озёрной чаши с каждым годом становились всё круче и круче. Он мог в этом поклясться.
На самом гребне замерли в готовности прислужники, в любой момент способные и помочь, и подхватить, и даже на своих спинах таскать. Но нельзя. Час, когда он не сможет самостоятельно восстать со дна священного озера, станет часом смены верховного. А второй младший ещё не готов. Бредит вторым пришествием, в то время как сам Создатель ясно говорил, что уйдёт в смерть навсегда и что чадам его дальше придётся жить и быть самим.
Он ушёл и всего лишь только одну вещь попросил исполнить в благодарность за подаренную самость. Я-другой сейчас занят её исполнением и потому верховному шаману нельзя ни умирать, ни даже печалиться: я-другому, исполняющему долг, полезно будет ощущать прилив радости. От него в последнее время идут неоднозначные сигналы: вроде бы как он и жив, а вроде как уже и не совсем, он неподвижен и в то же время стремительно приближается.
