I
Ольга влюбилась в Италию ещё в шестом классе. Да не в какого-нибудь Ваню из шестого «Б» с пупырчатым лицом и рыбьими глазами, а в Пуппо. А точнее в голос Пуппо. Он лился из радиоприёмника, как сгущёнка из банки, и у Ольги мгновенно отключался мозг, а коленки превращались в макароны «аль денте».
Потом её догнали мощным музыкальным комбайном: Риккардо Фольи, Челентано, Рафаэлла Карра и прочие волосатые боги сцены. Всё, что звучало по-итальянски, действовало на неё сильнее, чем «Санта-Барбара» на бабушку. Хотелось прилепиться к радиоприёмнику, как кот к тёплой батарее, и немедленно эмигрировать в Неаполь. Или в Рим. Или хотя бы в соседний магазин, где продавали спагетти и томатный соус.
Тогда, в славные восьмидесятые, итальянская эстрада была как пыль, проникала везде- из каждого утюга, чайника и даже из уха соседа, который, подрабатывал сантехником. У кого не было кассеты с Кутуньо, тот, считай, не жил, а существовал. А «Felicità» могла вызывать цветение не только у роз, но и у свёклы.
В школе, конечно, почти все учили английский. Некоторые, особо отчаянные – немецкий. А итальянский был как НЛО, вроде где-то есть, но никто не видел. Переводчиков с итальянского было столько же, сколько честных гаишников, т.е. ноль. Ни тебе словарей, ни «Как понять Эроса Рамаццотти для чайников». Только три священных слова, передающиеся из поколения в поколение- «аморе», «чао» и «паста». Всё остальное – догадайся сам, желательно на слух и желательно с первого раза.
А годы летели. Пуппо сменялся Кутуньо, Кутуньо ещё каким-нибудь бархатноголосым доном с причёской, как у председателя колхоза после выходных. Итальянская музыка менялась, а любовь Ольги к этому языку только крепла. Теперь она знала точно, даже если в следующей жизни родится кофейником, будет петь «Сара перке ти амо» и шипеть, если кто-то включит Пугачёву.
В двадцать лет Ольга вышла замуж за простого деревенского парня из самой глубины Сибири – глубже только шахта, и то угольная. Он её поразил тем, что тоже был неравнодушен к итальянской попсе, а на стенах его скромной каморки висели вырезки из журналов с улыбающимися итальянскими кумирами.
