Предзакатное солнце оранжево-розовыми всполохами отражалось в окнах домов, витринах магазинов и кафе. Город, уставший от июньского зноя и рутины трудовых будней, погружался в вечернюю жизнь, шумную, расслабленную, немного бесшабашную и, вероятно, счастливую. Но это был чужой город, чужая жизнь и чужой мир.
– Катенька, прикройте окно, пожалуйста, – попросил Карл Генрихович, на мгновение отрываясь от своей газеты. – Что-то поддувать стало…
Я молча выполнила просьбу и таким же молчаливым кивком ответила на его благодарность. Потом обхватила себя руками за плечи и принялась кругами бродить по комнате. Платяной шкаф. Две кровати. Столик. Диван. Кресло. Телевизор. Мини-холодильник. И снова: диван, шкаф, стол…
Никто не бросал на меня раздраженные взгляды и не просил, чтобы я прекратила это бесцельное мельтешение. Каждый был погружен в свои мысли и пытался свыкнуться с незавидным положением, в котором мы оказались. Особенно тяжело приходилось Илье: он-то, в отличие от меня, впервые попал в другой мир. Рассказ Карла Генриховича о существовании параллельных вселенных потряс его не на шутку, и он долго отказывался поверить в его правдивость. И только когда в разговор вступила я, в двух словах описав ему свои недавние приключения, Илья сдался и согласился принять происходящее. Правда, с того момента непривычно замкнулся в себе и выглядел потерянным. Вот и сейчас делает вид, что смотрит телевизор, а на самом деле мыслями где-то далеко.
Проходя мимо зеркала, поймала свое отражение. Новый сарафан хоть и сидел неплохо, но я чувствовала себя в нем неуютно. Вспомнив, как он у меня появился, не смогла не улыбнуться…
…Еще в парке, куда нас выбросил амулет, Карл Генрихович заметил, что нам с Ильей не мешало бы первым делом сменить одежду: моя больничная пижама и его костюм врача слишком привлекали внимание и могли навлечь ненужные проблемы, например, с местными органами правопорядка. Другое дело, было непонятно, как это осуществить.
– Попробую кое-что проверить, – сказал тогда Карл Генрихович и на время покинул нас в беседке, скрытой от посторонних глаз густыми зарослями некого кустарника.