В раннем детстве я отличался исключительной любовью к своей матери – буквально жить без нее не мог. Но шли годы, и любовь к ней поэтапно сменялась сначала раздражением, потом презрением и, наконец, ненавистью. Я жил не своими, а ее чувствами. Но вот она умерла…
На кладбище подвывал ветер, по серому небу неслись низкие облака. Наша скорбная группа замерла у стоящего на табуретках гроба. Люди бросали на меня сочувствующие взгляды. Если бы они только знали, какое неимоверное облегчение испытывал я сейчас!
Мама всегда главенствовала в моей душе, а когда я хоть как-то пытался отгородиться от нее и жить своей жизнью, она начинала болеть, страдать, чахнуть, и тогда я, забыв о себе, все силы души направлял на ее утешение. Я ублажал эту женщину и никак не мог отделаться от установки, что мать – это номер один в жизни каждого. Ни жена, ни дети, ни собственная жизнь и увлечения, а мать, ее душевный покой и физическое здравие – вот что для человека должно быть главным. Конечно, я понимал, что моя установка неверна, что хорошее душевное и физическое состояние матери не является смыслом жизни кого бы то ни было, что есть более важные вещи. Но довольно рано я совсем перестал понимать, что хочу. Я жил желаниями матери. Она была для меня тем человеком, от которого зависело мое эмоциональное состояние. Мне необходимо было, чтобы матери было всегда хорошо, чтоб на лице ее была улыбка. Вся жизнь моя ушла на то, чтобы осчастливить ее. Но мать была ненасытна в своей жажде утешения, сострадания, понимания. Сколько бы я ни давал ей, сколько бы ни крутился возле нее – ей всегда было мало. Она мучила меня постоянными претензиями и подозрениями, она хотела полного главенства в моей душе и, можно сказать, добилась этого. Я бросил всю свою жизнь к ее ногам, скрывая при этом презрение и ненависть к ней. Да, я ненавидел собственную мать. Ненавидел, но не мог не видеть ее страданий, и потому всегда был рядом, стараясь лишить ее всего плохого и получить в ответ жизненно необходимый мне с детства полный признательности и любви взгляд ее глаз. Довольная мною мама, казалось, давала мне право на жизнь, на существование.
