НИКОЛЕТТА
Магический кинжал был приставлен к самому горлу.
Так близко, что я чувствовала исходящий от него жар. И не просто чувствовала. Кожа горела огнем, наверняка покраснела и, если что-нибудь не предпринять, то совсем скоро появится ожог.
Я едва не фыркнула от абсурдности собственных мыслей.
Меня собираются убить, кинжал практически касается горла, а я сижу и думаю об ожогах.
– Спрашиваю еще раз, – медленно произнес человек в маске. – Где она? Где Печать Власти?
***
Месяцем ранее
– Мы отправляемся в Пустошь! – объявил мой муж.
Только вот одно дело сказать, а совсем другое сделать.
Так уж вышло, что обязательства оказались сильнее нас.
После королевского бала прошла неделя. Целая неделя с момента, как Арман Форман, полный ненависти и злости из-за того, что папин титул ускользнул от него, пошел на крайние меры: околдовал Алессу, вызвал тварей Пустоты и попытался убить меня. А когда не вышло, решился на невозможное – поднять умертвий! Прямо в королевском дворце! Да за одно это следовало отправлять на плаху!
А еще вот уже неделя, как мой магический потенциал увеличился до невероятных размеров.
И это только в мечтах все выглядело красиво и эффектно. В реальности же оказалось гораздо сложнее, чем я думала. Дело было в том, что просуществовав всю жизнь с четвертым уровнем, я понятия не имела, как быть, если он резко увеличится, став на отметку с цифрой два. Как поступать, когда силы так много, что она буквально искрит на пальцах? А ведь из-за неспособности рассчитать уровень собственных возможностей любое использование магии могло привести к печальным последствиям.
Когда я попробовала с помощью простейшего заклинания снять головную боль, взорвалась огромная ваза у кровати. Повезло, что хоть ваза, а не моя голова. Попытка зажечь огонь в камине закончилась небольшим пожаром. А сегодня я проснулась от того, что левитировала во сне. Вот так просто. Мне всего лишь снилось, что я летаю. Открыв глаза, я поняла, что зависла над потолком, а как спуститься не знаю. Хорошо Мейнор помог. Услышал мои вопли и явился. И благо мужу хватило совести и природного такта, чтобы не комментировать происходящее.