Самый близкий мой друг – канал Грибоедова. Овальные звенья его решетки заметно вытянуты. Кажется, от них исходит томный, горестный вздох: «О-о-о-о!» Но чуть отводишь взгляд вдаль – и мелодия чугунных колец меняется.
Теперь бесконечно протяженная, извилистая ограда, плавно огибающая повороты, обнадеживает, обещая покой и равновесие. Никаких ухабов и потрясений. Только неожиданно открываются крутые спуски – потемневшие от времени ступени. Зов в черную бездну, откуда, возможно, нет возврата. Ах эта притягательность риска! Но страховка обеспечена: недалеко от спусков в каменные спины берегов вбиты железные кольца – «спасательные круги» для незадачливых пловцов.
Я люблю свой канал. Какие тайны хранит он в непроницаемо-сумрачной воде? Я прихожу на канал летом, когда моторные лодки бороздят его гладь. Неспешно гуляю осенью, провожая взглядом стаи желто-коричневых листьев, неторопливо плывущих к заливу. Наведываюсь зимой. Канал тихо дремлет: русло его подмерзает, но у берегов поднимается теплый пар – нетерпеливое дыхание большого города. Весной канал вновь просыпается, и в мутные воды глядятся помолодевшие старые тополя.
Снова и снова, очарованная каналом, я возвращаюсь на его берега. Не пора ли свернуть к Неве? Пройтись по набережной Мойки? Постоять у Фонтанки? Нет!
Слишком горда и самоуверенна первая река города. Ее гранит торжественно-наряден. Играя волнами, она смеется над мелководным каналом, над нищетой грибоедовских колец. Ей вторит провинциальная красавица Мойка. Накрахмаленное кружево ее решеток вызывает восхищенные взоры богатых особняков, почивающих на ее берегах. Такие господа не потерпят небрежности. Не понять им простоты канала.
Частоколом прутьев встретит меня Фонтанка. Кажется, несгибаемые вертикали ее решетки насильно затянут меня в свой ряд, чтобы не смела думать об изгибах, вздохах, надеждах. И даже ширина реки – лишь обманчивое ощущение свободы. На другом берегу – та же решетка!