Давида. Моего Безжалостного. Мой единственный лучик счастья, в бесконечной бездне хаоса.
Почему погубила?
Да потому что лишь одному Богу известно, как сложится его судьба в будущем.
Морально он мертв. А физически… Знаю, что Давид жив. Хоть и в бреду, но я слышала разговор мамы с Виктором, пока поддонок следак нёс меня на руках к дому, после успешного закрытия дела.
Виктор подтвердил, что Давида, вместе с его бандой, взяли живьём.
За исключением… Егора.
Их взяли на горячем, с удачей для следователя, как подонок и планировал.
Егор мёртв!
Я сама видела. Видела, как на моих глазах его голова превратилась в кусок фарша, когда один из снайперов навсегда стер парня с лица земли одним умелым выстрелом. Я помню глаза Егора. И ужас, застывший в них, за долю секунды до гибели.
Я помню, как кричал Антон, как он бросался на окровавленное тело брата, выкрикивая страшные гадости, рыдая, вырывая клочья собственных волос.
Я помню всё. До мельчайших деталей.
Как будто пережила тот день глазами каждого из братьев.
Боже!
Пожалуйста! Ну пожалуйстааа! Пусть это будет всего лишь бредовый ужастик! Прошу Господи! Умоляю! Я считаю до трёх и просыпаюсь!
Один.
Два.
Три.
И…
И снова меня выворачивает в уборной наизнанку так, что я падаю коленями на пол, разбивая ноги в кровь.
И реву!
Реву!
Реву!
Когда окончательно прихожу в сознание после нескольких часов мучительных кошмаров.
– Открывай, дрянь!!! Открываааай!
Она одержимо бросалась на дверь, гатила кулаком по дереву, рычала и добивала меня своими страшными угрозами.
А мне хотелось лишь одного…
Просто взять и сдохнуть.
Но что-то подсказывало, что я должна быть сильной! Должна бороться до последнего вздоха! Должна всеми возможными способами помочь любимому.
Даже ценой собственной жизни. А ещё… я начала чувствовать странное тепло внизу живота. И слышать плач. Плач моего ангела-хранителя, который нашёптывал, что я должна немедленно взять себя в руки и напрочь истребить мысли о суициде! Ради того… что отныне живет во мне.
Внутри моего живота.
И в осколках разбитого сердца.
***
– Соня! Открой! – истошные вопли прекратились, голос матери немного смягчился, – Тебе плохо, да? Может скорую вызвать?