Моя одежда треснула по швам, а вещи опустились на илистое дно.
Ночь наступила слишком внезапно: я выполнял задание гильдии по поимке опасного преступника, добравшись вплавь до маленького острова, но слишком увлёкся собиранием ракушек.
Я хотел задать самому себе вопрос вслух: «Для чего я столько собирал жемчуг, который просыпался из непослушных рук, усеяв морскую пучину?», но голова инстинктивно поднялась к двум лунам, а воздух, с силой направляемый лёгкими, издал нечеловеческий рёв.
О нырянии не могло быть и речи, сердце сжалось от страха перед водной стихией, подхватившей меня, еще недавно отважно резвящегося, в море. Глотая солёную воду, я неосознанно запаниковал, лишь отдалённо припоминая, что действие зелья водного дыхания ещё не прошло и мне нечего бояться.
Наконец, мои ноги нащупали землю: я был в безопасности. С чем был категорически не согласен гигантский и, вероятно, вкусный краб, приближавшийся ко мне, угрожающе выставив вперёд клешни. Одного удара вполне хватило, чтобы выбить из него дух: хоть какая-то польза от моего нынешнего состояния – обычно я мучился с этими животными намного дольше.
Холодный морской ветер теребил шерсть на моём продрогшем теле. Мне бы не помешал костёр, но разжечь его я не мог – словно вместе с обликом, данным мне от рождения, я потерял и разум.
Тихо напевая песенку, которая со стороны выглядела как рычание, прихватив убитую добычу, я пробирался по скалистому берегу в поисках укромного местечка, которое позволило бы переждать полнолуние. Я не хотел в таком виде показываться в городах. Даже к вампирам отношение более спокойное, чем к оборотням. Уж я это мог сказать с абсолютной уверенностью: я был одним из немногих, кому посчастливилось избавиться от этого страшного проклятия. Или благословения. Во всяком случае, мне, в первые дни после заражения одним из вампиров-одиночек, даже нравилось моё состояние. До тех пор, пока не начались кошмары, преследовавшие меня по ночам, и солнце не стало нещадно терзать мою плоть, а окружающие в страхе показывать на меня пальцем, зовя стражу.
Я даже и подумать тогда не мог, что может быть что-то ещё хуже: ликантропия.