Стоя перед старинной деревянной дверью, ведущей в помещения для слуг замка Кавернес, Габриель Александер бормотала себе под нос:
– Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Она помнила, какова эта дверь на ощупь, помнила резкий глухой звук, который издавал латунный молоток, ударяя по дереву. В последний раз Габриель открывала эту дверь, когда ей было шестнадцать, но до сих пор не забыла, как тяжело становилось у нее на сердце при мысли о том, что скоро ей придется распрощаться со всем тем, что она знала и любила. Она умоляла свою мать позволить ей остаться, спорила, убеждала, а потом расплакалась. Но люди, которых любила она, ее не любили. Жозе Александер, женщина холодная и непреклонная, отправила дочь в Австралию.
Из-за какого-то поцелуя.
– Из-за какого-то паршивого поцелуя, – вздохнула Габриель, по-прежнему стоя у двери и собираясь с духом.
С той поры прошло семь лет. Габи многое узнала о поцелуях – сладостно-страстных, горячих, влажных, жадных и прочих. В общем, тот давний поцелуй был так себе. На троечку. По десятибалльной шкале.
«Вот только врать себе не надо», – заявил внутренний голос, который она всегда с большим трудом заставляла молчать.
– Поцелуй был так себе, – упрямо повторила она. – Абсолютно ничего не значащий поцелуй.
«Ну да, конечно. Абсолютно ничего не значащий поцелуй».
– Ну и пристрели меня тогда, – яростным шепотом велела Габриель своему внутреннему голосу. – Просто мы с тобой по-разному смотрим на вещи. – Она решительно взялась за дверной молоток. – И вообще, дело было сто лет назад. Его давным-давно следовало выкинуть из головы.
Легко сказать, да не просто сделать. По крайней мере, не здесь, в замке Кавернес, где летний воздух пропитан ароматами виноградников, а теплые солнечные лучи ласкают плечи. И не сейчас, поскольку сердце готово разорваться от нежности к этому идиллическому уголку Шампани, который Габи считала своим домом. Она целых семь лет она провела вдали от него.
Все из-за того поцелуя.
Схватившись за латунный молоток, девушка с силой стукнула им по двери. Раздавшийся «бум» совсем не напоминал тот страшный звук, от которого у нее в детстве леденела кровь, а волосы чуть ли не вставали дыбом. Габриель попробовала еще раз. «Бум-бум-бум!»
