Глава 1: Чужая Вода
Атлантика дышала ледяным паром. Конец августа в Бретани выдался свинцовым – небо придавило землю низкой пеленой, ветер гнал по песку колючую крупу морской пыли. Пляж у деревни был пуст, как после чумы. Только чайки, орущие на скалах, да волны, методично бившие в гранитные глыбы, разбиваясь в жидкое стекло и белую пену. Чужая вода. Всегда чужая.
Ольга сидела на песке, поджав под себя окоченевшие ноги. Ветер трепал светлые, смешанные с сединой пряди, выбившиеся из-под ворота свитера. Свитер был хороший, когда-то дорогой, ангорка, но поношенный – локти слегка вытерты, на манжетах следы стирок. Под ним тонкая шифоновая юбка цвета морской воды, ее полы бешено хлопали по голенищам сапог, как пойманная птица. Символ нелепой попытки легкости. Всего. Здесь. Сейчас.
В руках она сжимала пустой термос. Последние глотки чая с лимоном и медом – ее единственное русское упрямство в этих широтах – иссякли час назад. Вместе с теплом. Тепло кончилось полгода назад, когда замолкло хриплое дыхание Жерара в соседней комнате, а с ним – и последние обрывки смысла. Двенадцать лет во Франции. Двенадцать лет l'étrangère. Чужестранки. Даже вдовой она осталась чужой. Детей не было. Песок жизни утекал сквозь пальцы, не оставляя следа.
Она уставилась в серую муть горизонта, где небо сливалось с морем в одну безрадостную хмурь. Видела не волны – видела прошлое. Тень Жерара в дверном проеме кухни, его спокойные руки, раскладывающие пасьянс. Видела пустоту, которая теперь заполнила их дом у маяка. Физическая усталость, тяжелая, как мокрая шуба, окутала плечи. Горе и одиночество – не душевные категории, а вполне материальная гиря, прикованная к шее.
Пальцы сами нашли гладкую палку, выброшенную прибоем. Машинально, почти без мысли, она провела ею по темному, мокрему песку у кромки воды. Буквы выходили угловатые, знакомые: О Л Ь Г А. Ее имя. Отпечаток ее присутствия на этом пустынном берегу. Она откинулась, глядя на надпись. На то, как ее зовут.
И тут пришла волна. Не большая, не грозная, просто очередная, ленивая. Она накрыла буквы, зашипела пеной, отхлынула. На песке осталась лишь влажная гладь. Ни буковки. Ни следа. Как будто и не было ничего. Никогда.
