Алина
Звонок будильника прорезал тишину квартиры ровно в семь утра, но я уже час как не спала. Лежала и смотрела в потолок, мучительно перебирая в голове вчерашнее совещание, где Игорь Львович многозначительно посмотрел в мою сторону, произнося: "Завтра обсудим новые назначения." Тон был такой, словно он объявлял о грядущей казни.
В груди скребли кошки. Что-то должно было произойти. Что-то, что перевернет мою спокойную жизнь младшего юриста.
Душ смыл остатки тревожного сна, кофе обжег язык привычной горечью – сегодня даже любимый эфиопский сорт казался слишком крепким. Деловой костюм – темно-синий, строгий, но идеально сидящий по фигуре – стал броней для предстоящей битвы. В зеркале отражалось лицо двадцатисемилетней женщины, которая два года назад окончила МГУ с красным дипломом и до сих пор каждый день доказывала всем вокруг, что заслужила место в "Макаров и партнеры" не папиными связями, а собственными мозгами.
Москва встретила меня октябрьской прохладой и влажным ветром, который забирался под пальто и заставлял поежиться. В метро я перечитывала материалы по делу "Балтийского судостроения" – моему текущему проекту, скучному и предсказуемому как учебник по договорному праву. Хотелось чего-то большего. Чего-то, что заставило бы сердце биться чаще, что дало бы почувствовать себя настоящим юристом, а не клерком с университетским дипломом.
Будьте осторожны в своих желаниях.
– Алина Денисовна, – голос секретарши Игоря Львовича прозвучал как приговор суда, когда я проходила мимо приемной управляющего партнера в половине десятого. – Вас ждут. Прямо сейчас.
Ледяные иголки пронзили позвоночник. Елена Викторовна никогда не вызывала к боссу без предварительной записи – в этой фирме даже чихнуть можно было только по расписанию. Ее каменное лицо с безупречным макияжем не выражало ничего, но я прекрасно знала этот тон – срочно, критично важно и без лишних вопросов.
Я разгладила юбку влажными ладонями, проверила, не растрепались ли волосы в строгом пучке, и постучала в дверь из красного дерева.
– Войдите.
Кабинет Макарова всегда производил на меня впечатление музея собственного величия. Массивный стол, за которым можно было проводить заседания правительства, кожаные кресла цвета темного коньяка, стены увешанные дипломами в золоченых рамах и фотографиями с людьми, чьи лица мелькали в новостных сводках. Здесь пахло дорогим табаком, кожей и властью – тяжелый, густой аромат, от которого хотелось дышать осторожнее.
