Голос за пределами тьмы
Ребята сидели у костра и ели сосиски, только-что приготовленные на огне. В их маленьком отряде было всего шесть людей: пять детей и один взрослый. Прием пищи был для них ужином, после которого они должны были лечь спать, ведь время шло уже за десятый час, и на лагерь опустилась холодная, непроглядная тьма.
– Так по мне, Бенедикт, смысл жизни в том, чтобы есть сладкое и целыми днями делать все, что захочется!
– Нет! – перебила Ка́йла Фрида. – Смысл в том, чтобы добиться всех целей, поставленных перед собой. Какой смысл целыми днями есть одно сладкое? Это же глупо.
– А если это – моя цель в жизни, тогда что? Или это за цель не считается?! – возразил Кайл.
Тут Фрида призадумалась и покасила глаза на свой нос, как она всегда это делает, когда думает над сложной школьной задачей.
Найдя секунду тишины среди спора друзей, Шон сказал:
– А я думал, что смысл заключается в хорошо оплачиваемой работе, постройке семьи и дома… Нет?..
Споры о смысле жизни шли еще долго, и за это время каждый из ребят придумал по несколько смыслов и успел столько же раз их сменить.
Бенедикт даже предположить не мог, какую дискуссию вызовет у ребят, задав такой непростой, но кажущийся на первый взгляд элементарным, вопрос. Он слушал и слушал детей, не смея прерывать или вклиниваться в их дискуссию.
В конечном итоге, уставший от споров Кайл спросил у Бенедикта:
– Дядя Банедикт, а что, по-вашему, такое смысл жизни? Вы вот уже долго живете и точно разобрались в этом!
На заданный вопрос Банедикт лишь рассмеялся и пошевелил палкой угли в костре.
– Знаете, ребятки… – тут старик призадумался – Давайте, я расскажу вам одну историю, которая приключилась со мной давным-давно, когда я выпустился из ВУЗа и уже проработал учителем истории лет так, наверное, десять… История эта необычная, и вам она может показаться какой-то сказкой, но она была, и я знаю это точно.
Бенедикт опустил взгляд и долго смотрел на языки пламя.
Все ребята были охвачены волнением перед очередной захватывающей историей и ждали, затаив дыхание. Сейчас все взгляды были устремлены только на старца. Наконец, Бенедикт начал свой рассказ…
