Я не помню места, где родилась, помню только лицо матери и ручей вода, в котором была ледяной.
Помню деревянную прялку и белую пряжу, которую сосредоточенно ткала мать, на продажу нахмурив своё волевое лицо.
Помню, как жужжало колесо, как двигались её руки, мотая клубок.
Помню, как сама впервые взяла в руки прялку и первые трудовые мозоли, исколотые пальцы.
Помню первый вышитый цветок, на носовом платке – это был голубой подснежник. Как корпела над ним, не единожды исколов пальцы.
Помню поцелуй матери, её нежную улыбку и гордость во взгляде, когда она пришла домой с рынка, выгодно распродав все, что принесла с собой.
Сколько лет мне тогда было?
Не помню, не помню, не помню. Ничего больше не помню кроме своего имени Эмбер. Наверное, так назвала меня моя мать из-за цвета глаз.
И снова просыпаюсь со слезами на глазах. Торопливо одеваюсь, расчёсываю волосы и умываюсь в серебристом тазу ледяной водой, который каждое утро дожидается моего пробуждения.
В узкой комнатушке с маленьким окошком стоит только кровать, прялка, сундук для вещей, на тяжёлой крышке которого лежат нехитрые вещи: гребень, округлое зеркальце, несколько лент и пояс для платья вот и всё.
Я одета в тёплое белое платье, волосы заплетены в косы, которые чтобы не мешали, уложены вокруг головы.
За окном вершины гор покрытые ледяной коркой снега. Тонкий серп месяца сверкает серебром. Черное небо сияет мириадами звёзд. До рассвета ещё далеко.
Я привычно встала так рано, потому что помогаю на кухне трудолюбивой Гертруде справиться с завтраком. Я люблю замешивать тесто и печь булки, слушая истории женщины из деревни.
В коридоре холодно и на стенах блестит лёд точно драгоценные камни. Шерстяное платье согревает, но всё равно пока иду, изо рта вырывается пар. Коридор длинный и множества дверей, комнатушек таких же, как мои покои заперты.
Такие же как и я ученицы Мистрис ещё видят сладкие сны. Хотя, едва ли кто из них ещё помнит о лете, о тепле.
Мы же постоянно проводим дни и ночи в царстве вечной зимы, где незаметно из памяти прошлая жизнь исчезает.
Мистрис лишь ругает, да изредка хвалит, когда довольна качеством нашей пряжи. Тогда она лучезарно улыбается, её ярко-голубые и такие же холодные, как зимнее небо глаза, сверкают.
