Бостон
октябрь 1908 года
Туман, словно дым от потухших паровозных топок, обволакивал Бостон, превращая переулки в лабиринт теней. Фонари на Корт-стрит едва пробивали пелену, их желтый свет, смешиваясь с запахом гниющих водорослей, ложился на мостовую, как позолота на старинной раме. Вивиан Харпер прижалась к холодной стене аптеки доктора Морриса, казалась частью этого пейзажа – ее зеленое шерстяное платье сливалось с сумраком, а каштановые волосы, выбившиеся из строгого пучка, были влажны от вечерней сырости. Холод пробирался сквозь перчатки с дыркой на указательном пальце – след неравной борьбы с охотничьим псом в подворотне.
За углом, под вывеской склада «Кроули и сыновья», двое мужчин стояли, как фигуры из театра теней. Один, в котелке и пальто с бархатным воротником, жестикулировал тростью с набалдашником в виде змеиной головы. Другой, в кожаной куртке докера, курил трубку, дым от которой смешивался с туманом, создавая призрачные кольца.
– Поставка завтра в третьем доке… Если газеты прознают… – голос в котелке звучал хрипло, будто пересыпан пеплом.
Вивиан прижала к груди блокнот, обтянутый кожей с потертыми уголками. Перьевая ручка, подаренная тетушкой Агатой, замерла в воздухе.
– Мы не мальчишки, чтобы бояться чернильных крыс, – проворчал докер, швырнув окурок под ноги.
Ветер донес запах гавани – соленый, с примесью гниющих водорослей. Вивиан шагнула ближе, и каблук ее ботинка стукнул о булыжник. Звук эхом прокатился по темному переулку.
– Крысы? – котелок резко обернулся, и свет фонаря выхватил его лицо – бледное, с бородкой-эспаньолкой, как у Рузвельта на предвыборных плакатах.
– Харпер, вы охотитесь за сенсациями с грацией фокстерьера, – раздался за спиной голос, от которого по спине побежали мурашки.
Дэш Уиттакер, вынырнувший из темноты как джинн из лампы, напоминал героя дешевых романов из витрины книжной лавки. Его светлые волосы, вечно взъерошенные, напоминали пшеничное поле после урагана, а в серых глазах плескался азарт, словно он только что поставил последний доллар на скачках.
Рубашка из грубого льна, закатанная до локтей, обнажала жилистые руки, контрастировала с жилетом в клетку, где чернильное пятно напоминало очертания Австралии. Расстегнутый на три пуговицы, он свободно болтался на его широких плечах, словно брошенный вызов строгому дресс-коду «Бостон Глоуб».
