«Когда, наконец, закончится эта скучная вечеринка?»
В тускло освещенном вестибюле дворца своего друга шейх Хасан аль-Аббас раздраженно хмыкнул и повернулся к мужчине, стоящему в паре шагов от него.
– Думаешь, я могу просто исчезнуть, не привлекая ничьего внимания, Бенедикт? – спросил он, прекрасно зная, что именно ответит его преданный помощник-англичанин.
– Ваше отсутствие, несомненно, будет замечено, ваше высочество, – осторожно заметил Бенедикт, – учитывая тот факт, что вы – один из самых почетных гостей. Более того, ваш побег обидит вашего старинного друга, который желает видеть вас рядом с собой в ночь своей помолвки.
Хасан сжал кулаки. Как он ненавидит тесный воротничок и мешающий свободно дышать галстук! Он отдал бы все за то, чтобы сейчас почувствовать привычную мягкость шелка, вскочить на спину самому быстрому скакуну из своей конюшни и помчаться галопом по жаркому песку пустыни.
– А что, если я считаю, что эта ночь не принесет счастья моему другу? Что, если его шаг кажется мне не просто необдуманным, а смешным? Что, если, по моему мнению, он совершает самую большую ошибку в жизни?
– Чаще всего мужчинам сложно сказать друг другу правду в лицо, когда дело касается женщины, – дипломатично заметил Бенедикт. – Особенно если дело дошло до свадьбы.
– Но дело не в том, что я не одобряю его невесту! – сказал Хасан, не в силах больше скрывать раздражение, разъедавшее его изнутри с того самого момента, когда его друг, принц Алессандро Сантина, объявил о помолвке с Аллегрой Джексон. – Хотя и это само по себе уже трагично. Хуже всего то, что он предал женщину, которая предназначалась ему в супруги с самого рождения! Женщину, которая стала бы для него гораздо более достойной женой.
– Возможно, его любовь слишком сильна, чтобы…
– Любовь? – прервал его Хасан, чувствуя, как по горлу поднимается колючий комок из острых гвоздей гнева. Разве кому-нибудь известно больше, чем ему, о том, как иллюзорна любовь и какую разрушительную силу имеют последствия этой сладкой муки? – Любовь – всего лишь оправдательное название для страсти, – выплюнул он с презрением. – Правящие особы не имеют права позволять похоти брать верх над разумом или сердцу затмевать голос рассудка. Он должен был поставить долг превыше желания.
