Она не любила Турцию. Вначале остро, болезненно, до исступления, всеми фибрами души, как заклятого врага. Как воплощение вселенского зла. С годами эта ненависть не притупилась, но сгладилась, заняв прочное место в сознании, став неотъемлемой частью ее мироощущения.
Конечно, так было не всегда. Когда-то Турция была для нее всего лишь одним из пятен на разноцветной карте мира. Тогда она еще не умела ненавидеть. Она думала, что миром правят добро и любовь. Она была очень юной и наивной. И счастливой.
Как же давно это было…
* * *
– Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в аэропорту города Анталии…
«Неужели? Было бы забавно совершить посадку в другом городе», – подумала она, отстегивая ремень безопасности. Турция раздражала уже с первых секунд – от вынужденно любезной стюардессы до смазливого попутчика по первому классу, пытавшегося строить глазки.
– Температура воздуха – тридцать градусов тепла. Моря – двадцать шесть. Счастливого вам отдыха…
«Еще бы… Только круглый идиот может лететь сюда по делам в это время года… Или идиотка…»
Она поднялась, перекинула через плечо сумку и, обдав жизнерадостного попутчика отрезвляющим взглядом, направилась к выходу.
Она сняла маленький кожаный чемодан с извилистой черной ленты-змеи, выползавшей из багажного отделения, отстояла радостно-суетливую очередь за нашлепкой визы и вышла из здания. В лицо тотчас дохнул огнедышащим драконом июньский полуденный зной. Сердце ее болезненно сжалось. На мгновение показалось, что она задыхается. С трудом подавив в себе отчаянное желание вернуться в спасительную кондиционированную прохладу аэропорта и прыгнуть в первый самолет до дождливой сумрачной Москвы, она надела темные очки последней модели и решительно двинулась вперед, с каждым шагом обретая свою обычную спокойную деловитость и упрямую несгибаемую волю. Несколько шустрых смуглых таксистов мигом подскочили к ней, тараторя на жуткой тарабарщине из всех известных им языков – видимо, не смогли сразу определить, кто потенциальная клиентка: немка, англичанка или россиянка. Ее это не удивило: она не отличалась «типично славянской» внешностью и достаточно поколесила по свету, чтобы, ассимилировавшись в инородной среде, заделаться «гражданкой мира». Не торгуясь, села в первую же машину, произнесла коротко: