- Томас! - Лаура бросилась к отброшенному в сторону Томасу, - ты как?
Тот приподнялся, из раны на плече сочилась кровь, но его взгляд был устремлен только в одну точку. Решительно встав, твердым шагом достигнул края портала и попытался снова войти в центр, где отторвавшись от земли парила Ева. Очередным выбросом магии, его снова отбросило в сторону, но перевернувшись он быстро встал на ноги.
- Томас, ничего не получится, - видя его неспадающий настрой, изрек Алан, - портал не пропускает тебя.
- Отчего же вдруг, он стал таким разборчивым, а? - процедил сквозь зубы Томас и вновь ринулся в центр, словно тараном пытаясь пробить цель. И третий раз был отброшен в боковую стену, ударившись головой.
- У тебя кровь! - воскликнула Лаура, склоняясь и обнажая под волосами чуть дальше виска, открытую рану.
- Ну хватит! - Алан слегка отодвинул Лауру в сторону, - пока ты не убился тут насмерть, - подхватив его под руки, он помог ему встать. Лаура поддерживала Томаса с другой стороны.
В этот момент фигура Евы стремительно поднялась вверх и исчезла под куполом часовни, а лунный свет и очертания круга на полу развеялись, будто их и не было. Ноги подкосились, это был конец.
Конец надеждам, мечтам, желаниям. Он до последнего боролся с преградами, стремился занять место рядом с той, что стала для него воздухом и все же, он ее потерял.
- Я сам, - глухо произнес Томас и выпрямился. Похлопав Алана по плечу в знак благодарности, он покачиваясь, побрел к выходу...
***
- Наконец-то, - услышала я, как в тумане чей-то звонкий голос, - я заждалась тебя, Ева!
Вы когда-нибудь видели абсолютно белый туман? Не серый, не желтый, а именно белый, идеально белый. А я с уверенностью могу сказать, что теперь видела. Он медленно парил в воздухе, и стоило просто подуть или провести рукой, как можно было различить еле уловимую дымку, разлетающуюся в стороны и образующую маленькие невесомые облачка.
И вот сквозь этот туман я увидела женский силуэт, различить черты лица которого было невозможно, я свои то руки видела расплывчато. В душе царил такой божественный покой и умиротворение, что даже мысли о Томасе ощущались отдаленно и без малейшей тревоги, будто вся мирская безмятежность разом накрыла меня.