— Давай, девочка! — обжёг ухо горячий шёпот.
Раздались требовательные шлепки по обнажённой коже, которые вернули в сознание после удивительного водоворота, разделившего жизнь на “до” и “после”.
Сильные руки притянули к себе, обняли лицо, осторожно пригладили волосы.
— Как ты, девочка моя, жива? — голос хриплый и сладостный, полный сокровенной нежности, растекался в прохладном воздухе.
Рваное дыхание порхало по лицу и шее.
По коже волной пронеслись мурашки.
Я вдохнула запах мужчины: тёплый, пряный, терпкий, с привкусом апельсиновой корки. Прижалась к его обнажённой груди трепетным объятием, не желая никогда отпускать.
Тело задрожало под его горячими ладонями. Кожа к коже, мы ласкали друг друга жадно, словно не виделись тысячу лет. От прикосновений мужчины я словно оживала, просыпалась от многовекового сна. И вся прошлая жизнь казалась теперь чуждой, забытой, не моей.
Шелест ветра напомнил о мире вокруг. Донёсся близкий плеск волн.
Я приоткрыла глаза. Влага на слипшихся ресницах преображала взор причудливыми узорами. Красноватые холмы высились вдали, стремительные воды реки поблескивали на закате яркими пятнами.
В воздухе настоялся вечерний туман, и оранжевые лучи уходящего за гору солнца причудливо ложились сквозь его плотную вязь.
Красиво! И спокойно… Надёжно. Вечность бы провела так: лёжа под розовеющим куполом неба, в этих тёплых и казавшихся столь родными руках.
— Пришла в себя наконец, — прошептал надо мной мужчина, придавливая сильным телом к речному песку.
С его иссиня-чёрных волос стекали капли воды, очерчивая широкий лоб и прямой нос. Бездонно-чёрные глаза тревожно рассматривали моё лицо.
Мы встретились взглядами, и я замерла.
Мужчину этого я никогда прежде не видела, и так усердно обнимала? Странно, но мне не было стыдно. Я никогда не чувствовала себя более уютно и более защищённо, чем в его объятии. Даже несмотря на то, что он был совершенно не одет.
Я провела пальцами по его мускулистой спине ниже, к каменным ягодицам, чтобы убедиться.
Да, он был абсолютно голым.
Обрадованный взгляд незнакомца вмиг сделался жгучим и непримиримым, как только он заметил, что я подаю признаки жизни.
