Мане не спалось. Рядом посапывала Саня, подложив кулачок под щёку. Ваня хмурил во сне брови, временами прерывисто дышал. Маня усмехнулась – словно их пёс Трезорка, который во сне частенько так же дышит, а то и поскуливает, и лапы дёргаются, словно бежит. На печи было тепло, одеяло сбилось в сторону. Маня глянула в щёлку занавесок. Мерно поскрипывала люлька. Нюрка спала, но задумавшаяся мамка продолжала её покачивать. А вот и запела тихонько. Сколько раз слышала она эту песню ночной порой.
Маня вздохнула – перед германской забрили тятеньку в солдаты . Уже и война давно закончилась, а о нём ни слуху – ни духу. Мужики вернулись, а тятька сгинул, видимо, на этой проклятой войне. Как же мамке не тосковать. Трое детей, а теперь ещё и Нюрка в зыбке. Все в деревне знают, что Андриян снасильничал их мамку. Любил её с молодости, мамка их первая красавица была. Да и сейчас краше её нет в деревне. Сватов засылал. Да только тятька как узнал о сватах, в ту же ночь выкрал мамку и умчал на коне. Говорят, и сердились же дед с бабкой! Андриян то из богатой семьи, а Иван вечный батрак. Но пара красивая из них получилась. У тятьки в родове цыган был. И хоть тятька и волосом русый, и лицом не шибко смуглый, а кровь – то сказывается. Красивый, гордый – сколько девок по нему сохло, а он только Марину одну видел. А мамка продолжала напевать:
Скатилось колечко со правой руки,
Забилось сердечко о милом дружке.
Сказали – мил умер, домой не придёт.
Словечка не скажет, к груди не прижмёт…
Под тихую песню Маня опустила голову на подушку, и вскоре уже мирно спала.
Марина привычно покачивала люльку. Нюрка спала, но самой Марине не спалось. Тихо в избе, ребятишки на печи давно угомонились, вот и Маня затихла – совсем уже большая, скоро заневестится. Кто – же посватается – то? Отец сгинул, мать с полной избой ребят, мал – мала меньше. Такую обузу не каждый на себя решится взвалить…
Думала о насущном, а сквозь них пробивались уже воспоминания. Как криком кричала, провожая Ивана в солдаты. Плакали ребятишки, цепляясь за юбку. Иван бледный, плотно сжатые губы подрагивают, а в глазах такая тоска, такая боль! Одна весточка только и пришла почти через год. Не ближний свет, глухая Сибирь. А потом война с германцами, и больше никаких вестей. Солдаты с войны возвращаться стали, а Ивана всё нет. Хоть бы какой возвернулся – без руки, без ноги, но вернулся бы! На каждый шорох в сенях вскакивала с надеждой. От стука в окошко сердце готово было из груди выпрыгнуть. А это соседка по своим бабьим делам. Возвращалась в избу, пряча от детей заплаканное лицо. Уже не только с фронта, но и из госпиталей давно вернулись солдаты. Откричали – отплакали бабы, получившие похоронки. А её сердце не верит – не мог Иван сгинуть, вернётся. На четвертом году как – то вечером пошла на речку прополоскать бельё. Маня уже помогала во всём, да и Саня вытянулась, возле мамки крутится, тоже норовит помочь. А тут припозднилась со стиркой, вечереет – решила сама пойти полоскать, как девчонку одну отпустить за околицу? Прополоскала, поставила корыто рядом, присела на берегу, опустив усталые ноги в прохладную воду. Да и задумалась. Вера в то, что Иван жив, так и жила в сердце, но боль поутихла. Когда с утра до ночи крутишься, как белка в колесе, тосковать да горевать времени не много остаётся. Наконец очнулась от дум, подхватила корыто и пошла по тропке. Поднявшись на косогор, вздрогнула. На тропе кто – то стоял. В первый момент испугалась, а потом узнала Андрияна. Что он здесь делает? После неудачного к ней сватовства он довольно скоро женился, жил в Уяне, за 15 км от них. Правда, в эти годы без Ивана он часто стал появляться в их деревне, но мало ли какие дела у мужика.
