Глава 1. Победитель в цепях
Город, проснувшийся в новой эре
Первое утро в завоёванном Биледжике… Что за странное, непривычное чувство! В воздухе – густая, почти липкая тишина. Даже петухи где-то кричат вяло, будто устали спорить с неизбежным. Всё вокруг замерло. Город словно прислушивается к собственному дыханию – притихший, настороженный.
Византийцы, прежние хозяева, забаррикадировались в домах, задвинули щеколды, каждый уселся в углу поплотнее. Дрожащие мысли у всех одни и те же: ждать? Бояться? Или бежать? Перед глазами мелькают ужасы – yağma (я́гма – грабёж), кровь, пожары… Разве не так всегда бывает, когда приходят завоеватели? Разве оставляют они что-нибудь целым?
Но на улицах всё иначе. Абсолютно иначе. Вместо орущих разбойников – воины Кайы. Суровые, сдержанные, они не сводят глаз с переулков. Не мародёрствуют, не тащат вязанки добра – лишь патрулируют улицы, будто охраняют покой, которому вчера ещё объявили войну.
Всё потому, что Осман сдержал слово. Да, слово оказалось крепче любого меча! Он пришел не как разрушитель, не как безликий завоеватель, а как новый sahip (сахип – хозяин, владелец). Именно так.
Когда солнце ещё только пробиралось сквозь щели старых крыш, Осман, пошатываясь, вышел из цитадели. Ладонь сжимала посох – не из-за важности, а чтобы не выдать слабости: рана давала о себе знать. Но шаги уверенные. Глаза цепляются за каждую мелочь: здесь ещё дымится залатанная крыша, там только достают из печи ekmek (экмек – хлеб)… Жизнь медленно просыпается.
Люди встречают его взглядами. Кто-то смотрит испуганно, кто-то – с тихой, затаённой злобой, а кто-то тайком, сквозь щёлочку жалюзи, с каплей надежды. Завоевать город мечом – что может быть проще для воина? Но завоевать kalp (кяльп – сердце) чужого города – вот она, главная zafer (зафер – победа). И для этого битва только начинается…
Цена победы и молчание брата
Победа… Она имеет вкус железа на губах и горечь в сердце. Радость здесь – гостья ненадолго. Стоит прислушаться чуть внимательнее – и вместо ликования слышишь тянущее, тяжёлое молчание. Тишина такая, что будто сама земля не решается вздохнуть у стен этого города.