Луна, почти полная, неспешно поднималась над горизонтом, заливая своим серебристым светом старую, забытую временем деревню. Дома, обросшие мхом и лишайниками, стояли под сенью вековых деревьев, чьи узловатые ветви терялись в плотной пелене тумана. В воздухе витала тишина – неестественно густая, вязкая, как будто сама ночь затаила дыхание. Лишь редкие крики ночных птиц и шелест листвы нарушали хрупкий покой.
В одном из домов, затерянном среди зарослей, чьи стены давно прогнулись под тяжестью лет, горел тусклый свет. За низким столом из тёмного дерева сидела старая женщина. Её изысканное, но изрядно поношенное кимоно казалось напоминанием о далёкой юности и ушедших временах. Серебристые волосы свободно спадали на лицо, скрывая его черты, но из-под прядей проглядывали глаза – тёмные, глубокие, наполненные древней, почти забытой мудростью. Они смотрели не на вещи, не на стены – а сквозь всё, вдаль, будто в саму вечность.
С дрожью в руках женщина осторожно опустила на стол старинную шкатулку. Её пальцы замерли на мгновение, будто не желая отпускать груз прошлого. Шкатулка была древней, покрытой паутиной и пылью времени. Тонкая резьба на крышке почти стёрлась, но всё ещё угадывались символы, чьё значение знали лишь немногие.
Она приоткрыла крышку, и в ту же секунду комната наполнилась еле уловимым ароматом – смесью засушенных цветов, старых книг и чего-то непостижимо древнего. Внутри, на подушечке из потемневшего шёлка, покоился засушенный цветок. Его лепестки – хрупкие, почти прозрачные – всё ещё хранили в себе отблеск света, который будто жил в нём, готовый пробудиться. Свет этот не принадлежал ни солнцу, ни луне – он был иным, тайным, почти забытым.
Женщина долго смотрела на цветок, и наконец её губы зашевелились, произнося едва слышный шёпот, растворяющийся в ночной тишине:
– Она вернётся… и он найдёт её.
Тут же где-то в доме раздался скрип – тихий, но будто слишком громкий для этого момента. Женщина вздрогнула, её пальцы моментально закрыли крышку. Она поспешно поднялась и спрятала шкатулку в потайную нишу в стене, накрыв её тканью и аккуратно задвинув заслонку. В движениях её не было паники – лишь выученная годами осторожность. Что-то, неведомое и тревожное, нарушило тонкое равновесие этой ночи.
