Глава 1: Приглашение из Тьмы
Элара сорвала печать с письма одним резким движением. Воск треснул с тихим щелчком, оставив на пальцах липкий след гранатового цвета. На пергаменте, слишком плотном для обычной корреспонденции, чернила вывели четкие строки:
В случае отказа – сжечь сей лист и не вспоминать о нем впредь.»**«Госпоже Эларе Вальтер, дочери покойного доктора Эдрика Вальтера, вручить лично. Академия Вердигрис с честью приглашает вас вступить в число своих студентов. Ваши выдающиеся способности и наследственные заслуги перед учреждением делают вас достойной кандидатурой. Прибыть к Вратам до заката 17-го дня месяца Теней.
Ни подписи, ни печати. Только едва уловимый запах дыма и железа, будто письмо пролежало века в сундуке с оружием.
Элара сжала пергамент так, что хрустнули суставы пальцев. Академия Вердигрис. Отец говорил о ней лишь однажды – в ночь перед смертью, когда его голос стал прерывистым, а глаза смотрели сквозь нее, в какую-то невидимую точку за стенами кабинета. «Там знают правду, но правда эта – как лезвие без рукояти. Возьмешь – порежешься до кости.»
На следующий день его нашли в лаборатории с разбитой колбой в руках. Официальная версия – несчастный случай. Неофициально – шептались, что доктор Вальтер слишком глубоко копнул там, где следовало остановиться.
Элара перевела взгляд на окно. За стеклом дождь стекал по крышам Нижнего Города, превращая улицы в черные зеркала. Она прожила здесь восемнадцать лет – среди аптекарских лавок, пыльных книг и полушепота соседей, боявшихся даже имени Вердигрис. Но теперь…
Они сами позвали.
Дорога заняла три дня. Последний отрезок пути карета преодолевала в полной тишине: даже лошади, казалось, ступали осторожнее, как будто земля здесь была стеклянной и могла разбиться под копытами. Когда экипаж остановился, Элара распахнула дверцу прежде, чем кучер успел спустить подножку.
Перед ней возвышались Врата.
Две массивные створки из черного дерева, испещренные серебряными рунами, стояли в обрамлении каменных колонн. Над аркой – барельеф: семь фигур в академических мантиях, склонившихся над чашей. Их лица были стерты временем, но позы выражали нечто среднее между поклонением и ужасом.
