Темная комната. Тусклый свет лампы едва рассеивает мрак, оставляя острые тени на стенах.
Папка с личным делом лежит между нами, как граница – между тобой и мной. Между тем, кто я есть, и тем, кем меня считают.
Она сидит напротив, слегка наклонившись вперед, наручники мягко звенят, когда поправляю прядь светлых волос, снова падающих на глаза. Ее взгляд – ледяной, пронзительный, но в нем что-то есть. Что-то, что не вяжется с образом "идеальности".
Она перелистывает страницы. Фотографии. Протоколы. Описания… жестокости.
Ее голос ровный, но не лишенный осторожности. -Ты знаешь, зачем я здесь?
Я медленно поднимаю голову, и твои серо-зеленые глаза встречаются с моими.
– Чтобы решить, опасен ли я. —
Мой голос тихий, но четкий.
Без дрожи.
Без агрессии.
– А ты опасен?
Я откидываюсь на спинку стула, и свет скользит по моему лицу, высвечивая бледную кожу, следы усталости под глазами.
– Зависит от того, кого спрашивать.
Я наклоняю голову, изучая тебя.
– А если спрашиваю я?
Я задумываюсь. Длинные пальцы сжимаются в кулак, потом разжимаются.
– Ты боишься меня?– внезапно спрашиваю я.
Она не отводит взгляд.
– Пока – нет.
Я усмехаюсь. Беззвучно.
– Значит, у тебя либо крепкие нервы, либо плохое чутье.
—Или я просто вижу то, чего не видят другие.
Мой взгляд задерживается на тебе чуть дольше.
– А что ты видишь?
Она закрывает папку.
– Пока не знаю. Но собираюсь выяснить.
Тишина.
Это звучит почти как предупреждение.
Или вызов.
Игра началась.
––
Большой зал лечебницы .
Весеннее солнце играет со светлыми шторами.
Наручники слегка впиваются в запястья, но я уже привык.
Дверь открывается, и солнечный свет бьет в глаза, заставляя щуриться.
Ветер.
Тишина.
Она стоит у окна, темные волосы со светлыми прядями слегка колышутся. Невысокая. Хрупкая, на первый взгляд.
Но я уже знаю – в ней есть сталь.
Иначе бы не вернулась.
Охранник толкает меня в спину:
– Садись.
Я не тороплюсь. Прохожу к столу, чувствую, как она наблюдает.
Ее взгляд – как скальпель, методичный, холодный. Но в нем нет страха. Интересно…
Наручники клацают о столешницу.
Здравствуй – говорит она.
Голос ровный, но в нем что-то есть. Не жалость. Не осторожность. Просто… констатация.