Пролог
Арина ощущала мягкое покачивание старого поезда, в котором было неожиданно уютно. Для тех, кто, как она, любил ночь и лунный свет, а также дорожки звёзд, выстраивающихся в знакомые созвездия.
Она со своей стороны откинула занавеску с окна и спокойно созерцала проносящееся мимо кладбище, залитое лунным светом. На миг ей показалось, что одинокая старая ведьма собирает мёртвую крапиву. А чёрный кот ведьмы восседает на ближайшем надгробии и щурится на Луну.
Впрочем, это могла быть игра теней, необычное сочетание тьмы и света.
И всё было бы хорошо, если бы не свежеиспечённый супруг, сидящий напротив с таким чопорным видом, будто на свадебном ужине глотал сплошь столовые приборы, а не вкусные блюда.
Девушка критически оглядела его, маскируя леденящий холод своих чёрных глаз упавшей на лицо чёлкой и тенью от шляпы с завязками, сдавливающими шею.
Как и та ведьма на кладбище, она тоже отлично умела прятаться в тенях. И ещё много чего… Что бы точно не одобрили мамочка, отец и трое сестричек, ненавидящих её.
И сейчас отмечала равнодушное выражение на лице мужчины за тридцать, угрюмые складки его тонкогубого рта, затенённого чёрными усами. Маленькие водянистые глазки и безвольный подбородок делали его ещё более подозрительным.
Ей не хотелось, чтобы он коснулся её, поэтому она незаметно подлила ему в чай сонного зелья, когда пришла проводница с заказанным чаем.
А затем, когда он заснул, даже не раздевшись, осторожно вытащила саквояж из его пальцев и заглянула внутрь. И вспомнила, что Джим собирался отправить письмо с ближайшей станции, где имелась голубиная почта. Быстрокрылые голуби были самыми надёжными разносчиками писем, хотя посылки с ними, конечно, не отправляли.
Но если требовалось отправить что-то срочное, то лучше голубя была только сова.
Вытащив ещё не заклеенный конверт, она достала письмо и пробежалась его глазами. А затем едва удержалась, чтобы не разорвать его на куски и не обсыпать супруга. А потом было бы приятно его поджечь. И письмо, и поддельного мужа.
Арина осторожно сложила всё обратно и вернулась на свою полку, где застыла, неподвижно глядя перед собой, блестя в полутьме глазами.