Иные судьбы (Александр Кагор) - страница 2

Размер шрифта
Интервал


Шагая, мне казалось, что он, как в детстве, окликнет меня: «Мишка, холодно уже, надень шапку!» – и я, не без возмущения повиновавшись приказу, пойду на зов бархатного баритона, в котором нежность, победившая строгость, ложилась бальзамом на душу… Но ничего подобного не было: ветер сотрясал воздух, отнимая у деревьев последние пожелтевшие листья; да какой-то мужчина звал непослушного сына, который, как и я тридцать лет назад, искал острые ощущения.

Ещё мне показалось, что оставленные на тротуаре следы отображают протектор отцовской подошвы. Но я не мог удостовериться в этом до конца, потому что откуда ни возьмись пошёл колющий каплями дождь, смывая грязь в одно большое месиво и морозя мои и без того онемевшие пальцы, – я был вынужден направиться в сторону избегаемого мной дома.

Я шёл быстро, глядя под ноги, и опасался зацепить взглядом деревья, напоминавшие мне кладбищенские, с располагающимися между ними крестами, которые наряду с похоронной процессией наводили ужас даже на самое чёрствое и бессердечное существо… Я до дрожи боялся, что, забывшись, случайно подниму голову и вновь увижу ту самую картину. Но вдали уже виднелся дом. Я стал сильнее размахивать руками, пытаясь как будто бы взлететь, чтобы скорее выйти за границы ранящего меня мира…


Наконец я подошёл к дому. Это был многоквартирный пятиэтажный дом со шлакоблочными стенами, именуемый в народе «матрасиком». Немного постояв около подъезда, я подумал, что в квартире мне станет легче; открыв дверь, я неохотно взобрался по ступенькам, с каждым шагом оттягивая роковую минуту объяснения с матерью, и, заставив себя подняться на лестничную площадку четвёртого этажа, позвонил в звонок.

Дверь открыла жена, две недели не отходившая от моей матери. Я был поражён тем, насколько скорбь исказила её милые черты лица.

– Как мама? – спросил я, прорезывая голос сквозь образовавшийся в горле комок.

Но за глупостью вопроса ответа не последовало. И я был безмерно благодарен ей за это! Действительно, как может чувствовать себя человек, привыкший на протяжении сорока лет совместной жизни опираться на плечо близкого, поверяя ему даже такие секреты, о которых можно было бы рассказать только Богу, – а сейчас всё это рухнуло в одночасье.