А в-третьих, Патрик был местным клириком, посланником магии на земле. Он мог обвинить любого горожанина в черной магии, одного его слова было достаточно, чтоб любого ухватили и возвели на костер, будь то хоть Патриков родственник. Поэтому Ричард разумно рассудил, что пусть лучше его жена потерпит потные ладошки Патрика за пазухой, чем он, Ричард, потерпит языки пламени, лижущие ему пятки.
Патрик это тоже понимал и бессовестно этим пользовался. Высший Инквизиторий в этот забытый магией городишко не наведывался никогда, и Патрик почувствовал свою полную безнаказанность и неограниченную власть. Ему ничего не стоило придумать какое-нибудь несуществующее правило или закон, чтобы сильнее запугивать темных людишек. Никто его не мог поправить и дерзить ему не отваживался.
Свою паству он держал в ежовых рукавицах и никто ему и слова не смел сказать поперек. На костер строптивую бабу - юную трактирщицу, - он вести не торопился. Все ж рассчитывал получить свое. А пока не получил - мучил ее и брал измором.
…За стенами трактира была непроглядная ночь и жуткий туман, который словно для того и создан, чтоб порождать чудовищ и вурдалаков. Нестерпимый, лютый, почти зимний холод пронизывал до костей, ветви деревьев дрожали, боясь подстерегающих во мраке ужасов. Поэтому стук в двери был словно крик о помощи от заблудшей души, и трактирщица к великому неудовольствию Патрика поспешила не за пивом для него, а открыть припозднившемуся гостю.
- Кого это демоны носят в такой поздний час?! - разгунделся Патрик. - Добрые люди по домам сидят, а в тумане бродят только оборотни! Не открывай этому ублюдку, дура! Пусть катится туда, откуда явился!
Но строптивая трактирщица вновь сверкнула на Патрика зелеными злыми глазами.
- Выгнать гостя в холод и мрак? Сердца у вас нет. Он наверняка замерз и измучен, и его лошади валятся с ног. Далеко ли он уедет? Где будет искать ночлега в такой час, если я ему откажу?
- Мне все равно, - отозвался Патрик. - Я не хочу, чтоб кто-то портил мне вечер своим нежелательным присутствием.
- Это мой трактир, - ответила девушка. У нее был красивый, твердый голос, в котором не угадывалось ни капли страха. - Только мне решать, кто будет здесь принят, а кто нет!