Раскатистый грохот, отголоски которого прошлись ощутимой вибрацией по стенам и окнам древнего здания, прозвучал на всей территории академии. Из-за выброса неконтролируемой магии, которая просочилась сквозь щели входной двери лаборатории по зельеварению, в недра коридора повалил черный дым.
Отворив увесистые, выполненные из красного дуба двери, двое студиозов рухнули на пол, судорожно вдыхая свежий воздух.
— Теперь ты точно доигралась, — пробормотал порядком закоптившийся парень.
Он был не в силах даже поднять взгляд от пола, сдерживая позывы тошноты — последствия паров несостоявшегося зелья.
Софи лишь фыркнула в ответ, смахивая копоть с волос и лица. Подумаешь, переборщили с магией и взорвали котел с зельем. И ничего страшного, что оно разлетелось ошмётками по стенам и шкафам, окрасив всё в зелено-лиловый цвет, а коридор затянуло таким едким запахом Болотницы, что его теперь неделю придется выветривать.
Ко всему прочему, в отличие от своего незадачливого напарника по лабораторной Трида, она предусмотрительно приняла нейтрализующую настойку, исключая неприятные последствия возможного отравления.
— София Тюрон! — раздался над самым ухом нервный голос появившегося из воздуха преподавателя по этикету, мадам Морсэ. — К ректору!
Молодая заклинательница, скривив пухлые губки, повернулась к высокой женщине.
— Но, мадам! Мы ничего такого не сделали, оно само! — наигранно сожалеющим голосом отозвалась она, ни капли не сомневаясь, что такая модель поведения сработает и в этот раз. Как и в прошлый. И позапрошлый...
Ей многое спускали с рук. Отчасти спасибо отцу, ведь он спонсировал академию столь необходимым золотом и артефактами. Да только когда спешно отправил её сюда пару лет назад, мнения дочери не спрашивал. Поэтому теперь, чаще чем он планировал, приходилось пожинать созревшие плоды своих необдуманных решений.
Софи запоздало взглянула вверх, где только что, предательски, прямо перед носом преподавателя, с причмокиванием шлёпнулось с дверного проёма несостоявшееся зелье. И с большой гордостью отследила всю траекторию полёта своего детища, брызгами разместившееся на туфлях преподавателя. Но мадам Морсэ почему-то не прониклась чувством к их зелью и яростным шёпотом добавила: