Скалистый мыс поражал великолепием: за огромным синим заливом, состоящим из маленьких бухточек со спокойной морской гладью, тянулись пологие зеленые холмы в глубь незнакомой суши. Сиднейская бухта, к которой медленно приближался корабль, ласкала взор. Фейт Блэксток баюкала у груди спящую трехлетнюю Чарити, а дрожащая от волнения пятилетняя Хоуп прижималась к матери.
С берега уже доносились подзабытые благодатные ароматы: земли, растительности, костра, и Фейт заметила, что, невзирая на сильную усталость и отчаяние, у нее улучшается настроение. Что бы ни произошло с ними в Новом Южном Уэльсе, это должно быть не хуже пережитого – пребывания на судне с каторжниками. Хоть твердую почву почувствуют под ногами.
Фейт, положив руку на белокурую головку старшей дочери, смотрела на бухту и мыс, простирающийся на манер указательного пальца. Слева от него в залив впадала река. К подножию скалы, как ласточкины гнезда, прилепились хижины, выстроенные, похоже, из подножных материалов. За хибарами виднелись строения побольше – из дерева, кирпича и камня. С ветвей эвкалиптовых деревьев, растущих на берегу, доносились громкие голоса разноцветных птиц, шумно перелетавших с места на место.
– Мама?
Хоуп потянула ее за юбку, и Фейт посмотрела на бледное личико в обрамлении грязных светло-пепельных волос. От внимательного взгляда зеленых глаз Фейт почувствовала, как у нее потеплело в груди. Хоуп стойко перенесла эти восемь месяцев и выдержала жуткие условия их корабельного быта: качку, отвратительную пищу, отсутствие даже минимальных удобств. Пресной воды не хватало, и они были вынуждены мыться морской, настолько соленой, что кожу обжигало огнем. Всюду бегали крысы, на борту свирепствовала цинга. Многие пассажиры корабля, в том числе Фейт и Чарити, страдали от морской болезни и прочих недугов, отчего в трюмах стояло невыносимое зловоние. Были и те, кто не смог перенести длительного путешествия и умирали в пути, чему капитаны третьей флотилии были только рады: в Сиднее пайки умерших продавались с большой выгодой.
