Было это много лет назад, во времена Хрущева. Моя мать училась тогда в институте. Я, конечно, могла бы назвать институт, но некоторые из упомянутых в истории лиц работают там до сих пор. Поэтому я ограничусь словом «институт». Зато фамилии участников назову настоящие.
Итак, моя мать, тогда Лиля Быстрова, училась в институте. Я видела ее фотографии тех лет. Красивой ее назвать нельзя, но и дурнушкой тоже. Круглое личико с курносым носиком, среднего роста, полненькая. Девчонка она была неяркая, стеснительная. Серьезных поклонников на курсе у нее не было.
Еще с первого курса ей нравился однокурсник Леша Сапунов. Худенький, чуть выше мамы ростом, с быстрыми умными глазами. Он хорошо учился, что не скажешь про мою мать, и был, как и многие отличники, высокого о себе мнения. На маму особого внимания он не обращал, хотя она несколько раз ловила его взгляд, направленный в сторону ее бюста.
Она стала наблюдать, как он смотрит на других девчонок. И к своей радости отметила, что тот минимум внимания, который он выделил женскому полу, принадлежит ей.
На одном из новогодних вечеров он несколько раз приглашал ее танцевать. Перед экзаменами иногда подходил к ней, когда видел, что она не может разобраться в какой-нибудь задачке. Однажды перед экзаменами на третьем курсе она сидела на семинаре. Он учился в другой группе, и поэтому этот семинар мог не посещать. Но он зашел в аудиторию и сел рядом с ней.
Доцент что-то говорил. Леша начал ему возражать. Тот не соглашался. Леша подошел к доске. Мама не вникала в то, что он говорил. Она только запомнила, что доцент сказал: «А вы правы». А мама подумала: ну какой же Леша умный, доцента переспорил.
Так все было до начала четвертого курса.
* * *
Когда мама и ее подруги пришли после летних каникул в институт, большинства мальчишек в лекционном зале не оказалось. Выяснилось, что их забрали в армию для работы над «секретным проектом». На три года. В те годы подобное случалось. Это время так и вошло в историю как волюнтаризм.
Мама такого слова тогда не знала, но когда обнаружилось, что будущего академика Лешу, а именно таким она себе его представляла, на три года забрили в солдаты, переживала это как личную трагедию. Она пыталась представить его в форме. Иногда он виделся ей стройным, подтянутым, и ей хотелось, чтобы он обнял ее. Иногда бедненьким, страдающим. Тогда ей самой хотелось его обнять. И она поняла, что влюбилась.
