I
Холодный мартовский вечер медленно опустился на крупный Ирландский город. Лазурные одеяния приближающихся сумерек укрывали Белфаст вместе с прилежащим заливом. Воды того были холодны и суровы, их колыхал порывистый ветер. Стремительные потоки воздуха играли с волнами и мягко продвигали их к берегам. Там, на суше, один за одним загорались фонари, оконца жилых домов и прочих зданий. С двумя последними, однако, возникали трудности в рассмотрении и распознании. Все потому что из залива были видны лишь огни верфи и ее составляющие.
О, верфь! Она – место рождения судов, их колыбель, их родная «матерь»… И так прекрасно, и так печально вновь возвратиться сюда спустя продолжительное время…
Олимпик, спроектированный и сконструированный данным производителем, медленно шел домой, в «Харлэнд энд Вольфф». Пароход признал родные места: широкие просторы местных вод, канал «Виктория», углубляющийся в город… Он знал – здесь его ожидают, подготавливают «постель» в сухом доке. В конце концов неприятное положение вынудило лайнер прийти на ремонтные работы. Но нет, к черту обстоятельства! Ему и думать не хотелось о таком конфузе. Он лишь наслаждался криками чаек вдалеке, Ирландским ветром, ласкающим его корпус, и легкими волнами, манящими к суше.
Олимпик приближался к верфи… все ближе, ближе… Заметив вдалеке несколько плавучих огней, пароход издал три громких гудка. Таким образом он извещал, что готов принять помощь буксиров.
«Полный назад!» Приказ принят! Лайнер, бесспорно слушаясь старпома, реверсировал поршневые двигатели, а им, в свою очередь, поддались и гребные винты. Он совершил это для наиболее быстрой остановки. Постепенно, под действием обратного вращения боковых винтов, скорость Олимпика начала спадать.
Проходит минута, две, но пароход все еще находится в движении. Три минуты, четыре, и наконец громоздкий механизм полностью остановился. Олимпик услышал приказ «Стоп машина!» и прекратил вращение основных движителей. Он остался дрейфовать на неспокойной воде, ожидая дальнейшей помощи от представителей рабочего класса.
Прожектора вырисовывались все четче, а затем, по мере их приближения, вырастили под собой четыре темных силуэта.
